Андрей Лупан: Пушкин - это и наше наследие/к 75-летию дома-музея А.С.Пушкина в Кишиневе

  Во всей горестной истории нашего края были и счастливые страницы. Подобно ночному звездопаду, сквозь тьму веков прорывались и просыпались изредка на наш край благодатные огни скупой судьбы. Со временем они сплелись в один драгоценный венок,  принадлежащий каждому из нас.  Я имею в виду исторические связи Молдовы со многими выдающимися личностями всемирного духовного наследия.

       Слава богу, что летопись художественной славы этой бедственной земли все-таки существует!  В ней прослеживается, как порой то ли некая таинственная сила, то ли  высший закон справедливости спасал нас от, казалось бы, стопроцентной погибели.  Ныне, в пору великой исторической жатвы, мы перелистываем золотые страницы этой книги, которая вывела нас из безвестности, предоставив миру возможность оценить по достоинству и духовное плодородие родиной страны, и силу братства здешних народов и их душевное разнообразие. Мы неожиданно оказались хозяевами редкого клада, закопанного в отечественной истории, но являющегося частью мирового культурного наследия. Вот о чем повествует нам наша художественная летопись, облагородившая лицо современной Молдовы.  Написанная на протяжение многих веков, по-человечески пережитая, она вошла в сознание народа, подобно легенде о бессмертной любви…

       Одну из блистательнейших глав этой книги написал сам Александр Сергеевич Пушкин. Годы ссылки, проведенные им здесь (1820-1823),  по сей день живы в нашей памяти, как будто мы его современники. Все, что он написал в Бессарабии, щедро отозвалось в нашей классической литературе и отзывается в творчестве современных молдавских писателей. И разве в глубине души у каждого из нас не прорастает чувство гордости за то, что это место и этот период были так плодотворны для творчества поэта?       

       Гений Пушкина всегда придавал блеск Кишиневу и Бессарабии в целом. Время отсеяло все преходящее, развеяло напыщенную ненужность сменявшихся здесь правителей, но сохранило до единого слова власть пушкинской  поэзии над людьми. Хранит оно и художественную летопись края, о которой упоминалось выше. Навеки отпечаталось также в наших душах живое эхо тех бессарабских закоулков, дорог и троп, по которым хаживал ссыльный поэт.

       Скромный домик по ул. Антоновской, 19  старого Кишинева, (ныне – ул. Антона Панна), сохранивший внешний вид и аромат той эпохи (здесь юный петербургский бунтарь нашел первое пристанище по прибытии в ссылку), превратился спустя более века в музей поэта. В моем понимании смысл его существования состоит в том, чтобы сохранить во временном отражении извечное присутствие  поэта в Молдове. Вас заинтересуют здесь не только христоматийные факты и  даты, вошедшие в историю; в Пушкинском домике вы откроете для себя традиции, укоренившиеся в облике и деяниях наших современников. Об этом убедительно свидетельствует, например, вдохновенный вклад молдавских писателей послевоенного периода,  которые перевели на родной язык и издали почти все произведения великого поэта. В этом литературном подвиге приняли участие талантливые литераторы всех поколений. На фоне послевоенной разрухи и опустошения, оставленного фашистской оккупацией, эта работа представляет собой  фундамент нашей национальной культуры.

       Здесь уместно будет напомнить также один важный эпизод из истории существования Пушкинского домика по улице Антоновской. Оглянемся на 1947 год, когда строение это было давно и надолго похоронено под кучей руин посреди болота. В том страшном голодном году состоялось, совместное и, я бы сказал, историческое заседание Центрального Комитета комсомола и Правления Союза писателей Молдовы с одним единственным вопросом в повестке дня: Восстановление (реставрация) дома Пушкина. Именно во исполнение этой задачи и именно в указанном месте состоялся один из первых

послевоенных воскресников в нашей столице (да и слово - то новое,  непривычное слуху тогда же входило в молдавский язык). Массовое участие в этом деле приняла рабочая и студенческая молодежь, старшеклассники, солдаты-стройбатовцы и горстка писателей, поскольку в то время в ССП состояло не более 12 человек. Подобные воскресники проводились затем еще не раз, пока площадка не была как следует очищена и высушена, и каждый камень не занял своего места в стенах реставрированного дома. А год спустя здесь официально и празднично открылся Музей А.С.Пушкина, вошедший со временем в пятерку важнейших пушкинских музеев СССР. Торжество было приурочено ко Дню памяти поэта – 10 февраля 1948 года.

       В дополнение к этому, несколькими годами позже, в селе Долна, затерявшемся в самом сердце молдавских кодр, была восстановлена в изначальном виде старинная усадьба боярской фамилии Ралли-Арборе, принадлежавшей к просвещенному кругу молдавской аристократии. Пушкин был другом этой семьи и был в ней всегда желанным гостем. По воспоминаниям его кишиневского приятеля полковника русской армии И.П. Липранди, он даже был влюблен в одну из дочерей хозяина дома – красавицу Екатерину (в замужестве – Стамо), которая оставила нам довольно интересные воспоминания о поэте, касающиеся также истории написания поэмы «Цыганы». По ее словам, на семейных вечерах у Замфираке Ралли-Арборе, как в городском кишиневском  доме, так и в боярском, в Долне, никогда не играли в карты, очень редко танцевали – чаще слушали музыку и беседовали на философско-литературные темы. Пушкину был по душе такой утонченный досуг. Тем более, что здесь он мог почерпнуть многое из истории Молдовы, молдаванского  и цыганского быта, которыми живо интересовался.

        Примечательно и вовсе не случайно удивление госпожи Стамо и ее окружения по поводу того, что поэт создал возвышенную драму из элементарного любовного приключения, случившегося   у него в цыганском таборе в окресностях села Юрчены с юной красавицей Земфирой, которую автор изобразил чуть ли ни классической героиней, хотя местные жители, в том числе бояре, знали ее как легкомысленную девчонку, любительницу авантюр и розыгрышей. Знать бы им, что магическая сила поэзии способна преобразовать убогую действительность в возвышенный, справедливый мир художественной правды! Тогда бы они не пеняли поэту и то, что  поэт сорвал маску романтического героя с Алеко – бунтаря против существующего строя, жаждущего свободы, но  оказавшегося типичным аристократом–эгоистом ( «Ты для себя лишь хочешь воли!»,- справедливо винит его Старик –булибаш, изгоняя из табора). Таким образом, следуя логике художественной правды, Пушкин рушит идею натурализации, или, как  выражаются ныне, интеграции бунтующего героя–одиночки в справедливое, вольное общество.

       В сущности, упреки читателей, в том числе благосклонных к поэту, а также многих литературных критиков  в адрес автора сводились к тому, что он, дескать, идеализировал вольницу бессарабских цыган, как будто не знал, что большинство из них были крепостными у местных помещиков. Конечно же, поэт отлично знал об этом, но чтобы противопоставить светлую силу осуждаемому феодальному строю  был вынужден поступиться некоторыми социальными реалиями ради той самой художественной правды, о которой мы вели речь. Иначе как бы он выразил свой протест, как показал бы свое вольнолюбие?

                                                      II

       Сегодня для нас очень важна любая дополнительная подробность, любой малоизвестный факт из бессарабской главы творческой биографии А.С.Пушкина. Скажем, то, с какой  жаждой изучал  он  сей новый, тогда еще неведомый, пустынный край Российского государства, его географию, историю, народный быт и нравы местного населения. Для чего ездил, к примеру, в Бендеры и тамошнюю турецкую крепость,  интересуясь следами пребывания в этом пограничном городке  беглого шведского короля Карла ХII и украинского гетмана Мазепы. Затем участвовал в 570 –километровой экспедиции из Кишинева в Кагул и Измаил, к устью Дуная и в Буджакскую степь, по местам недавно отгремевших там русско-турецких баталий. Но особенно манили его туда образ и судьба римского собрата по перу Овидия, такого же вольнодумца и тоже здешнего изгнанника, духовное родство с которым он остро ощущал в бессарабской ссылке и которого прославил в известном послании «К Овидию» – одном из самых глубокомысленных и сокровенных своих стихотворений. Напомню вам ключевые  строки:

                    С душой задумчивой я ныне посетил

                    Страну, где грустный век ты некогда влачил.

                    Здесь, оживив тобой мечты воображенья,

                    Я повторил твои, Овидий, песнопенья.

                    …………………………………………………………………

                    Как ты, враждующей покорствуя судьбе,

                    Не славой – участью я равен был тебе.

                    Здесь лирой северной пустыни оглашая,                                     

                    Скитался я …

       Неважно, что двух великанов всемирной лирики разделяла огромная эпоха длинною почти в две тысяч лет - Пушкин с гениальной легкостью переступает через эту пропасть, общаясь с Овидием как с современником. Воистину время не властно над великими поэтами!

       От Овидия до Пушкина и позже, вплоть до наших дней, ряд выдающихся иноземных писателей, художников, певцов, музыкантов, исследователей обновляли, облагораживали историю нашей культуры и духовности своим сотрудничеством либо свидетельствами, а то и просто присутствием.

       В свою очередь, молдавские писатели, начиная со знавших Пушкина лично либо принявших от них эстафету (Костаке Стамати, Костаке Негруцци, Алеко Донича, Василия Александри и других) охотно культивировали традиции пукинского наследия, став также первыми переводчиками поэта.  К слову сказать «Черная шаль», «Кавказский пленник»,

«Цыганы» были переведены (соответственно, К.Стамати, К.Негруци и А.Доничем) еще при жизни автора. Высокие оценки творчества русского поэта, личные воспоминания  и переводы появлялись в царской и румынской Бессарабии,  в Молдавском княжестве,  затем в советской Молдове постоянно, со времени его прибытия в Кишинев. Одним из первых воспоминаний, вошедшим в отечественную Пушкиниану, было описание русского  поэта, так сказать, с натуры, в очерке Константина Негруци Калипсо (1839 г.).

                                                        III

       Говоря о благотворном влиянии А.С.Пушкина на наших писателей, литературоведы, ссылаются прежде всего на поэму «Цыганы», одна сюжетная линия которой да и некоторые персонажи перекочевали, можно сказать, в повесть История одного золотого  нашего Василе Александри. Впрочем, автор и не отрицал этого, но и не придавал значения. И, по-моему, совершенно справедливо, ибо оригинальность произведения ничуть не пострадала из-за этого, - и реалии повести, и атмосфера в целом остались  чисто молдо - румынскими. Позиция Александри в этом вопросе проявилась еще четче, когда  он, будучи хорошо знаком с известным французским писателем Проспером Мериме, пересказал ему подробно содержание пушкинской поэмы, после чего последний, вдохновившись,  написал свою замечательную новеллу «Кармен», а композитор Бизе, очарованный новеллой, - знаменитую оперу.  Таким образом, на основе одного общего сюжета каждый из троих разноязычных писателей создал собственное великое произведение на цыганскую тему...

       Замечательным примером миграции сюжетов и взаимного проникновения культур (в данном случае - молдавской и русской) может послужить  также история «путешествия» песни Земфиры из Бессарабии в Россию и обратно. Еще в кишиневской ссылке Пушкин узнал,  что его петербургский знакомец, входивший тогда в моду композитор Алексей Верстовский (1799-1862), сочинил очень успешную кантату «Черная шаль» на одноименное пушкинское стихотворение.  Он тут же послал композитору текст  песни Земфиры, приложив также ноты соответствующего  фольклорного напева и попросив сочинить музыку. Вскоре по всей России зазвучал один из самых долговечных цыганских романсов - «Старый муж, грозный муж» (в молдавском оригинале – «Taie-mă, frige-mă!» («Режь меня, жги меня!»), эхом докатившийся до Бессарабии и даже «переплывший» Прут. В этом краю он дожил до Второй Мировой, будучи очень популярным у русско-эмигрантской публики довоенной Румынии, в особенности в исполнении выдающихся  здешних певцов  Сергея Лещенко и Аллы Баяновой.        

       Дюжина современных молдавских поэтов приложила перо и сердце для нового освоения и переплавки на родной язык пушкинского поэтического наследия. Вот талантливые имена, гарантирующие качество перевода: А. Чиботару, В.Телеукэ, П. Михня, П. Боцу, Л. Деляну, И.Крецу, Эм.Лотяну, И.Ватаману, Л.Лари, Ю.Баржанский, Ан.Чокану, И.Хадыркэ.*

       Бесчисленные исследователи скрупулезно установили каждый шаг, каждое движение души поэта в Молдове и каждое произведение,  даже простое письмо, написанные здесь либо об этой  стране, «священной для души поэта».  Но время приносит новые, порой  ошеломительные факты, обогащающие уже известные хроники, выдвигает новых, неординарных авторов, порождает новые увлекательные книги, хотя, на беглый взгляд, тема настолько выработана, что нет смысла копаться в ней. В особенности радуют и впечатляют работы местных литераторов: очерки Михаила Хазина, эссе Николая Савостина, статьи молодого, начинающего пушкиниста Виктора Кушниренко. Так что Пушкиниана как живой литературный процесс продолжает свое течение, подобно великой реке.

       Глубоко русский национальный писатель, Александр Сергеевич Пушкин полюбился  иноязычным народам России и СССР, как и предсказывал в своем знаменитом «Памятнике». Однако открыв себе дорогу к их сердцам, обогащая их поэзию и речь, он всегда оставался объединяющим магнитом этого братства. В этом и состоит, должно быть, тайна его огромной популярности. А, может быть, это и есть Божий дар, который замечали в нем самые прозорливые современники и о котором  постоянно писал он сам? Например, в письме В.А.Козлову:

                                 О нет, недаром жизнь и  лира

                                Мне были вверены судьбой!

       Куда бы ни заносила его капризная судьба, Пушкин повсюду оставлял неистребимые следы своей личности, в том числе в воспоминаниях современников. Примечательно также, что в своей поэзии он охватывал природу, географию, живую историю, быт и нравы тех стран и краев, где побывал. Потому-то и сумел увековечить так правдиво в поэме «Цыганы», на фоне бессарабских степей, образ прекрасной вольнолюбивой Земфиры с ее драматической песней любви и погибели. Здесь же, в Бессарабии, он собственной  лирой постиг бунтарство и отвагу молдавских гайдуков и греческих повстанцев против османского ига (героев этерии). Со вполне оправданной гордостью воспринимаем мы тот факт, что Пушкин снискал у наших предков любовь, понимание и достойную оценку своего таланта.

       Символом крепчайшей связи поэта с Молдовой стал в наши дни скульптурно-архитектурный ансамбль в Центральном парке столицы, называемый – Аллеей классиков: две шеренги

скульптурных портретов молдавских писателей - классиков  в граните, как бы встречаемых бронзовым юношей Пушкиным, каким он выглядел по прибытии в Кишинев 1820 году. Памятник  был изваян именитым скульптором  А.Опекушиным и установлен здесь еще в 1885 году на средства, собранные    горожанами по подписке.                                                                                                                                                             

       Сохраним же для потомков эту связь времен!

       1987 г.                  

Андрей ЛУПАН, Народный писатель Молдовы, Лауреат Государственной премии СССР