Зона

Чуб дымком над глазом вьется,
Зрю костры Мордовских зон (1) …

Чу, сквозь дали раздается

Колокольчик у колодца,

То ли бубна тихий звон.

 

Желтоликая, как соя,

Подает мне знаки Та,

Что все носится  с косою

И на вид ей больше ста…

Только эта не с косою

И с улыбкой на устах,

Хороша, как зэчка Зоя,                      

Что  всегда давала стоя

Вологодскому конвою

За «марфушу» (2), не за страх.

Мне велит она:

«С вещами

На этап последний твой!».

Не доев сухарь со щами,

Я базарю с мусорами:

«Куда ехать? Где конвой?»…

 

Вагонзак мой без конвоя

Полетел в пургу-метель,

За окошком  волки воют,

Совы стелют мне постель.

 

Прибываем…

Что за зона?

Залит светом храмный двор,

Вольно дышится озоном,

И поет, невидим, хор.

Вдруг, гляжу,-

Навыкат зенки –

Мой навстречу контингент-

Дубравлаговские зэки…

Вот насмешливый Гудзенко (3)

Мне отвесил комплимент

(Синеглаз он и пригож,

На царя Руси похож) .

Комплимент, конечно, с перцем -
В глазках пляшет  добрый бес…

Глянь-ка, «Парт» (4)

                        с баптистом спелся

И к нему в  «колхоз» (4 а) залез.

Но спасает строгий Фельдман(5),

Трубкой  праведной дымя,

Он с любым сектантом,

                                        с ведьмой,

Даже и с двумя-тремя     

Расправлялся, как с цукатом,

Из Плеханова цитатой.

Мастью он – соц-демократ,

С ним по делу – «Парт», медбрат,

А кликуха-то – «Аякс»,

Боевая, не для плакс.

Оба кровно - иудеи,

Но не чтят  наши евреи

Сионистские  идеи.              

 

Человек почти былинный

Федя «Вологда», от плуга,

По статье – изменник, враг…

(Он, солдат, с поста в Берлине

Деру дал и «взял Рейхстаг»).

  А потом с тоски по вьюгам

Сам вернулся…

                       да в Гулаг ! (5а)

Утконосый наш  «Телуга»  (6),

Страшный спорщик, но добряк,  

Просвещал его  как друга,

Как держаться в карцерах,

Сам наивный до предела,

Жертва  розового дела (7) .

 

А очкарик  Алик Голик (8),

С виду хлюпик, инвалид

(Хоть один, да в поле воин!)

Бился до крови  с конвоем,

С мусорами, с операми…

Что твой  древний  царь Давид!

Сопромат - его натура,

Вроде облака с грозой,

Не вылазил он из БУРА,

Карцера или ШИЗО (8 а.)

Да и бит был по ночам…

На голодной пайке птичьей

Как он выжил, стало притчей,

На всю жизнь уроком нам

И укором палачам.

 

Стью`дент питерский Гидони (9) -
«Гид»,  немного лицедей,

С  виду - молодой Кащей,

Сам себя играл, долдоня,

С Ильичом в худых ладонях –

Прямо Гамлет наших дней!

Вообще-то Сашу жалко,

Что попал в такую свалку:

Вождь тюремной забастовки,

Он завис на новый срок

(Это вам не за листовки –

Бунт, вредительство, дружок!)…

Так попал, ходили толки,

Гид к чекистам на крючок.

 

Мишка «Масло»- вор в законе

(Только бывший, с Колымы),

English выучил на зоне

Да всего за год тюрьмы.

Не так-сяк, а из Шекспира

Шпарил монологи Лира.

Замначлага по надзору

Цыган капитан Хрущев,

Получив за то майора,

Был несказанно польщен,

Обмывал три дня погоны

Ежевичным самогоном.

Только вскоре «Лир» дал тягу,

То есть совершил побег,

И Хрущева-то, беднягу,

Всех погон лишил навек.

 

На штрафном поэт-мессия,

Что тянул уж третий срок,

С нар читал нам  «Плач России»

Да с такой небесной силой,

Что «кум» зоны – опер сивый

Тихих слез сдержать не мог.

Соколов, по кличке «Сокол»,

Подпись –  Валентин З/К (10),

Взгляд святого, с поволокой,

Ликом весь похож  на Блока,

Только стрижена башка.

Пересрочивший все сроки,

Все спецлаги пережив,

Он вещал, аки пророки,

Обжигающие строки

Русской раненой души!

 

Англолюб же Боб Пустынцев (11),

Друг народа, но не масс,

Ни малейшего гостинца

С воли не сокрыл от нас.

Вместо глаз, две синих кляксы

За щитами окуляр –

Вроде просто точит лясы

И наивен,  как школяр.

Но хитер, смешлив и ласков,

Верен братству, как Аяксы,

Хоть порой сей экземпляр

Выпускает матом пар.

 

Вэл – парнишка из народа (12),

Сын Балтийского завода…

Тихий нрав и горький разум,

Враг роскошных фраз  и риз,

Раз в неделю скажет фразу,

Но зато уж -  афоризм!

Был он анти весь настроен

От макушки и до пят:

Дескать, строй, где люди строем

Ходят, мыслят, строят, спят,

Сатаной, конечно, скроен,

Кто его угробит – свят.             

Эйзи  он считал героем (12 а),

Тем себя загнавши в пат.

Бо как только тот с Никитой

Помирились - тигр и лев, (13)

Вэл сказал::

             «Мы с жизнью квиты»,

На себя петлю надев.

 

А Красильников-то «Миха» (14) -

Лагерный авторитет,

Хоть сидел на зоне тихо,

Но за пять тюремных лет

Нахлебался «Миха» лиха!

Неречист, недружен с  бритвой

И не сеятель идей,

Но в любой словесной битве

На лопатки, как Антей,
Клал таких мужей ученых!

А судом причислен он

К странной масти  заключенных,

Редкой, точно в тундре слон:  

Русско-почвенный уклон,

Старо-русский патриот.

Хоть не слыл антисемитом,

Власть не клял – наоборот,

Не понять, каким магнитом,

Он манил  к себе народ.

Вот любимые поэты:

Клюев, Хлебников, Крученых…

Сам писал, назло  эстетам,

Про крестьян и лжеученых

Да про марсиан колхоз

На земле мордовской дивной –

То ли в шутку, то ль всерьез, 

Иронично, пародийно,

Изъясняясь парадигмой.

Видно, был он пересмешник,

И сермяжный русский грешник.

 

«Философские тетради» -  

Помните у Ильича?..

Гегель  был у нас в отряде,

Он же - Юра Каланча (15)

(Метр девяносто до плеча),

Харьковчанин, аспирант,

Философии гигант!
Он всерьез, не смеха ради,

С Ильичем стал разбираться,

И найдя в его  «Тетрадях»                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                   

Два десятка аберраций,

Каждой дал на поле, вкратце,

В стиле ленинском оценку:

«Sic!»,  «Мурра!»,  «Все по-дурацки!»,

«Ха-ха-ха!», «Наоборот!»,

«Плагиат!», «Недооценка»,

«Хуже Маркса!»,  «Идиот!»…

За такой вот  комментарий

Суд ему «червонец» впарил.

 

Чертков Леня – нетипичный (16)

Зэк и многих муз эксперт

(Взгляд немножко неприличный,

В смысле – сладкий, как десерт,)              

И поэт, но очень личный,

Ну а целом, - интроверт (17).

Внешне (точно – мать чесна!)

Он похож на грызуна,

Потому,  cuique suum     (18),

Носит кличку Опоссум (19).

 

Он кудряв, смышлен, как Пушкин,

Но спокойней и рыжей,

Вяз могучий на опушке,

А в кампании, за кружкой

Чифирка ли, чаю с сушкой, -

Наш он Теркин и диджей.

Отчего ж  его, Марата,

«Желтым» стали звать ребята?

Ибо он – знаток Вьетнама

Да вьетнамку полюбил,

Огорчивши папу с мамой.

И Лубянку с толку сбил

Полутитовской программой –

Вот и в лагерь угодил.

Но ни с книгой, ни с тетрадью

Не расстался и в тюрьме:

Перекур, обед в бригаде,

День простоя по зиме,

Желтый спрячется, что крот,

И сухарь наук грызет.

Ну а если веселится,

То у всех светлеют лица.

Если сердится, оттает

И всегда помочь готов…
Как тебя мне не хватает,

Рыцарь наш, Марат Чешков! (20)

                        

Мне Высоцкого бы в помощь

Или Галича тех лет,

Оживить, не по - тупому ж,

Лехи Цыгана портрет. (21)

Он ведь  парень из легенды -

Бард, сиделец и блатной,

Стал, сказали б нынче, брендом

С семиструнною сестрой

Шестьдесятых лет Гулага,

А точней - душой и магом,

От петли спасал порой…

Помню, в легенькой палатке

Да в мороз, под вой волков, 
Он поил, как чаем сладким,

Пеньем зэков-штрафников.

Щекоча перстами струны,

Как он пел – с ума сойти!

Раскрывали его руны

Судеб тайные пути.

Невозможно не влюбиться

В барда, певшего про нас,

Плакал – каялся убийца,

И монах пускался в пляс.

Жаль, за  огненным забором

Затерялся корифей,

Он же - Цыган, он же - Мора,

Он же - лагерный  Орфей.

            *     *     *                              

Не Орфей я, Фрейд аль  Зорро –

Просто бывший политзэк

И своим ретрообзором,

Перекличкой – имярек

Оживить задумал весть

Про товарищей давнишних,

Кто пронес свой крест и честь,

И не стал душою нищим.

Почти все уж – в мире вышнем,

Ну а в нижнем кто тут есть,

Кто еще  не взят Всевышним?

Нас по пальцам перечесть…

 

Память глаз и  сердца память

Открывает дверь - «сезам!»

В мир, доступный только снам,        

Где не гаснет дружбы пламя…

                Не остаться б только в спаме

                У потомков наших нам!

                                  Авторские пояснения

        

1 . Мордовские политические лагеря, они же ( до войны) - Темниковские, переименованные  с 1956 г.  – в  Дубравлаг и  зашифрованные как ЖХ ( или п/я ) -385. Основаны в 1930 году в рамках ГУЛАГа и группировались вокруг ст. Потьма Мордовской АССР. В годы войны там базировалась расстрельная команда, тайно приводившая в исполнение  смертные приговоры, в том числе по старым делам, в отношении уже отсидевших свой срок заключенных (возвратников). Официально признано, что здешние лагеря (периодически называемые исправительно-трудовыми колониями) были предназначены для особо-опасных преступников, т.е. всех категорий  ст.58–ой (контрреволюционные преступления) и  что за весь период существования, через эту систему наказания прошло не менее  1,2 миллиона советских граждан. Осенью 1957 г.  здесь,  в  ИТК №7,  разразилась крупная забастовка политзаключенных, о которой стало известно на Западе.

2. На лагерном жаргоне – морфий.
3. Гудзенко Родион Степанович – питерский художник-авангардист, политзэк (1958-1962), обвинялся за связь с иностранцами (продавал картины французским туристам). Родился в 1930 г. в Полтаве, погиб в 1999 г. в Санкт-Петербурге.
4. Лаг.кличка студента Киевского мединститута Парташникова Анатолия, участника диссидентской группы Фельдмана. Отсидел 6-летний срок ( с 1956 по 1962 гг) в Дубравлаге. Родился в 1935 г. в Киеве,  с 1972 г. проживает в Израиле.

4 а. Колхозами  у нас назывались товарищеские сообщества, кучковавшиеся по признаку национальной, религиозной, земляческой либо социальной общности  ( к примеру, студенты)  для решения своих задач, самозащиты, проведения культурного досуга, чаепитий и т.п.  

5. Фельдман Александр (Алик) – киевский рабочий, политзаключенный Дубравлага (с 1956 по 1962 г.). Родился в 1933 г. в  Киеве.  В 1956 году  создал подпольную социал-демократическую  партию и группу сопротивления советской власти из трех человек. Пользовался большим авторитетом среди заключенных. Лаг.кичка – Аякс.  До недавних пор проживал в Израиле.

5 а. Да, был среди нас такой  простой, малограмотный парень, осужденный за измену Родине по  ст.58, п.1. Еще в 49 или 50  году  он  без всяких задних мыслей, будучи  советским часовым на демаркационной линии в Берлине, перешел с винтовкой в руках в английский оккупационный сектор. Затем попал в Лондоне, где  провел семь скучнейших  лет своей жизни на положении полупленника,  полудиссидента, даже не выучив английский язык. Раз-другой промямлил что-то антисоветское по радио, но  больше по части пропаганды не пригодился.  Фамилию не помню, ибо все в лагере называли его по кличке – «Вологда».

6. Лагерная кличка политзаключенного Тельникова Владимира Ивановича, студента физмата ЛГУ, участника трофимовского «Союз революционного ленинизма», распространителя антисоветских листовок и других материалов Самиздата. Некоторое время спустя по отбытии срока (1958-1963) эмигрировал на Запад, работал на Би-би-си, занимался переводами. В 80-90–е годы был помощником  А.И.Солженицына. Умер в Лондоне в 1997 году.             
7. Розовыми в лагерях называли вполне советских граждан, попавших в заключение именно за преданность марксизму-ленинизму, поскольку они защищали его от сталинщины и пост-ленинской чиновничьей идеологии, призывая на деле вернуться к ленинским нормам в теории и практике построения социализма, по типу югославских ревизионистов. В этом и состояла, с одной стороны, наивность розовых, а с другой, историческая комичность  ситуации, когда в марксистско-ленинской стране  студенческая молодежь создавала подпольные организации, чтобы изучать, очищать и продвигать  тот самый, правильный  марксизм-ленинизм, а власть сажала их за это в тюрьму. Примеров тому – множество по всему СССР (крупнейшими подобными  розовыми организациями были упомянутая ленинградская группа Трофимова, а также московский кружок преподавателя научного коммунизма  Льва Краснопевцева).
8. Голиков Александр – политзэк Дубравлага (1957 – 1962г.), студент Ленинградского Иняза, участник группы Виктора Трофимова. В лагере был «чемпионом» по отсидкам в карцере за неповиновение. Специалист по английской филологии. Родился в Ленинграде в 1935 г., умер там же в 1991-м.

8 а.  БУР – барак усиленного режима, ШИЗО – штрафной изолятор.

9. Гидони Александр Григорьевич, 1936 г.р. – студент ЛГУ, один из первых диссидентов СССР, политзаключенный с 1957 по 1960 г (Дубравлаг). За организацию лагерной забастовке осенью 1957 г. (член забасткома) получил  4-хлетний «довесок» к первому 2-летнему сроку, но вскоре освобожден по амнистии. На зоне был уличен в тайном сотрудничестве с КГБ. После отсидки проявил выдающиеся интеллектуальные способности,  в короткий срок закончив университет, защитив докторскую диссертацию по истории литературы и став доцентом Костромского госуниверситета.  Издал несколько книг прозы и поэзии, в том числе роман в стихах – «Дон-Жуан» (1976 г.). В 1975 году, после  громкого политического скандала покинул вместе с семьей СССР,  поселившись  в Торонто (Канада), где несколько лет преподавал в местном университете. Умер там же в 1989 г.
10. Валентин Соколов З/К (1927 – 1982 ) – популярный лагерный поэт и политзэк, отсидевший четыре срока по той же 58-й статье, того же 10 пункта (антисоветская агитация и пропаганда) в тюрьмах, лагерях и тюремных психушках – в целом около 30 лет и умерший за решеткой тюремной психбольницы в г.Шахты Ростовской области в 1982 году. Родился же в местности с потрясающе судьбоносным для поэта названием - Лихославль Тверской области. Сам Валентин, бывало, тоже ссылался на это роковое совпадение. Стихи его при жизни не издавались, но переписывались зэками в личные тетради и передавались из уст в уста. Из этого багажа посмертно удалось собрать и издать лишь два сборника – «Глоток озона» (Изд. «Лира», Москва, 1994 г.) и «Тени на закате» (издана там же в 1999 году),  а также – подборку соколовских стихотворений в  книге   Бориса Мариана  «Нить моей Ариадны» ( Combinatul Poligrafic, Кишинев, 2011).  
11. Широко известный диссидент и правозащитник Пустынцев Борис Павлович, лаг. кличка – Боб (родился в 1935 г. во Владивостоке, умер в 2014 –ом в Санкт-Петербурге). Отсидел шесть лет в Дубравлаге (1958 – 1963). На момент ареста - студент Ленинградского Иняза. Как активный участник антисоветской группы В.Трофимова  был  приговорен первоначально к 10 годам лишения свободы, но освобожден досрочно, по  ходатайству отца, крупнейшего и засекреченного изобретателя и строителя подводных лодок, вхожего в хрущевский кабинет. По освобождении  работал переводчиком, журналистом, редактором. С  1991  по 1996 гг. возглавлял  филиал общественной организации «Мемориал» в Санкт-Петербурге, а в последние годы – правозащитный «Гражданский контроль». Постоянно поддерживал дружеские связи с десятками товарищей по заключению в разных странах.
12. Увы, ФИО этого зэка утеряно, никаких его следов собрать не удалось - остались лишь кличка и тихая, добрая память.

12 а. Так ласково называли президента США Эйзенхауэра зэки-американолюбы.

13. В 1959 г., с первого визита в США руководителя Советского государства Н.С.Хрущева и его встречи с тогдашним американским президентом Дуайтом Эйзенхауэром между двумя великими державами, находившимися в состоянии длительной холодной войны, началась так называемая разрядка, намного снизившая опасность возникновения горячей, т.е. ядерной войны межу ними. То было началом официально объявленного Кремлем мирного сосуществования двух политических систем на планете. Неожиданное потепление стало ощутимым в области культурного, научного, творческого сотрудничества и даже в личных и семейных отношениях граждан двух миров, наглухо разделенных до тех пор железным занавесом. Весь мир облегченно вздохнул. Улучшение политической погоды в мировом масштабе поспособствовало некоторой либерализации советского партийно-государственного  режима, в том числе тюремно-лагерного.  Правда,  до всеобщей амнистии, которой мы все глупо и упорно  ждали, дело  так и не дошло ни тогда, ни десять лет спустя.
14. Лаг. кличка рижанина Михаила Михайловича Красильникова, студента Ленинградского госуниверситета, осужденного на 4 года за антисоветские выкрики: «Да здравствует свободная Россия!» и  «Не трожь свободную Венгрию!»…  на праздничной демонстрации трудящихся 7 ноября 1956 года. Вырос в семье военного.  Поэт из группы  славянофилов,  демонстративно выражавших свою любовь к «сермяжной Руси» (Юрий Михайлов,  Эдуард Кондратов», сам Красильников и примкнувший к ним позднее Владимир Уфлянд). Еще задолго до ареста «Комсомольская правда» напечатала разгромную статью о нем и его товарищах – «Трое с гусиными перьями».  Официально нигде не печатался, но дважды публиковал стихи в рукописных литературных альманахах дубравлаговского самиздата – «Троя» и «Пятиречие».  Родился в 1933 г. в Орше (Белоруссия),  умер в 1996 г. в Риге.
15. Вандакуров Юрий Петрович  - политзаключенный  Дубравлага (с 1957 года),  1932 года рождения, аспирант философского факультета ХГУ, судился в Харькове за антисоветчину, однако  по  тогдашнему УК  УССР, это была не знаменитая 58-ая статья, пункт. 10-ый,  а 54 –я, п. 10. Никаких биографических подробностей установить не удалось, кроме того, что после знаменитого вандакуровского побега из 7-0й зоны в запломбированном вагоне с мебелью местного лагерного комбината, он сумел незаметно покинуть район бдительнейшего розыска и  добраться до  Ташкента, где проживал его высоконачальственный родственник, который якобы и сдал его оперативникам. Еще известно, что с 5-летним «довеском» за побег он отбывал дальнейший срок (начиная с 1959 года) во Владимирском централе, где общался с выдающимися зэками из бериевского окружения – контрразведчиком Павлом Судоплатовым, советским разведчиком-нелегалом Наумом Эйтингоном, а также с именитым диссидентом Владимиром Буковским, обмененным позднее на чилийского лидера-коммуниста Луиса Корвалана. Имеются  также сведения, что во Владимирской тюрьме  Вандакуров увлекся йогой, затем полностью погрузился в эзотерику. Это было приблизительно в 1964-65 годах. Дальнейшая его   судьба документально не прослеживается. Если у кого-либо из читателей найдется, чем дополнить  биографию  этой неординарной личности, прошу откликнуться.
16. Чертков Леонид Натанович (род. в Москве в 1933 г., умер в немецком городе Кёльне в 2000-ом) – политзаключенный Дубравлага (1957 – 1962 г.г.), талантливый литератор и литературовед, автор ряда стихосборников и научных исследований по истории европейской поэзии.
17. Интроверт(фр.) –человек, очень сосредоточенный на своем внутреннем мире.
18. «Каждому свое» - латинская пословица.
19. Сумчатая крыса, обитающая по всему американскому континенту.
20. Чешков Марат Александрович (лаг. клички – «Желтый» и «Мынь») – аспирант МГУ,  политзаключенный из московской марксистско-ленинской группы Л.Краснопевцева. Родился в 1932 г., отсидел шестилетний срок в Дубравлаге (1957 – 1963). По выходе на волю ушел с головой в научную работу, стал крупным специалистом по истории и экономике Вьетнама, доктором наук, профессором.

Умер в 2016 г. в Москве.            

21. Алеша Вишняков (клички – «Цыган», «Мора»), приблизительно 1928 г.р.

Бывший вор в законе,  как и многие его товарищи, умышленно принявший на себя политическую статью, присоединившись, таким образом, к масти «фашистов» (так окрестили  после войны «контриков» бытовики и местное население). Из рода потомственных артистов небезызвестного цыганского театра «Ромэн» (к слову сказать, алешина сестра  была солисткой «Ромэна» и трогательно заботилась о брате). Знаменитый на весь Дубравлаг и за его пределами гитарист и исполнитель  романсов, имевший целый букет судимостей (последнюю, шестую по счету, обрел году в 66-ом в Молдавии, где мы  с ним и свиделись несколько лет спустя после совместной отсидки на мордовском «штрафняке»).  Дальнейшая его судьба мне неизвестна.         

 

  г.Кишинев, март 2017 г. (E-m: bormar36@mail.ru).