Вольтер и Екатерина Великая …

Величественный вид Альпийских отрогов на востоке, тишина и пронзительная синева небес располагали к философическим опытам.

Человек в халате и был прирожденный философ. Больше всего он ценил свободу, за ней следовала собственность, после нее безопасность и, наконец, равенство. Именно этому человеку с лейкой Европа века восемнадцатого обязана была проникновением  понятий самоценной личности в общественное сознание.

Двухэтажный добротный дом с мансардой в усадьбе Ферней, расположенной неподалеку от границы  Франции и Швейцарии, был его личной крепостью. Здесь он вдали от суеты ухаживал за цветником и размышлял о свободе воли и детерминизме.  Этот,  удаленный «фернейский ухоженный угол», на долгие годы стал для него местом,  откуда идеи свободы и равенства людей распространялись на всем обширном пространстве западной Европы,  - от Северного до Адриатического морей.

В своей отмеченной печатью таланта великого публициста и сатирика жизни он испытал многое. Заточение в королевской тюрьме Бастилии,  жестокие побои врагов,  изгнание, нищету, любовь и скуку человека, находящегося на содержании богатой аристократки. Порой, казалось, что очередной зигзаг судьбы будет для него последним. Но он  отнюдь не стремился стать великомучеником эпохи. Даже когда была опубликована  его убийственная пародия на королевскую Академию искусств, он продолжал переписываться с некоторыми «сильными мира сего», которых заносчивые и корыстолюбивые «бессмертные» академики обошли своим признанием. Его эпиграммы на регента Филиппа Орлеанского мгновенно разлетелись по Парижским салонам. Регент и в самом деле был редкостный болван и  похотливый тупица. Власть может быть жестокой, деспотичной, кровавой, но если власть проявляет хоть какой-либо признак ума, это не делает ее непопулярной. Более того, жестокая, но умная власть простолюдинами воспринимается как самая справедливая. Он знал это и потому беспроигрышно обрушился всей силой своего гениального слова на власть бездарей, кичащихся своим происхождением. О, это был триумф! Его памфлеты, переписанные от руки, переведенные на разные языки, до дыр зачитывала просвещенная публика во всех европейских столицах.

Так  он добился, того  чего не добивался до сих пор ни один выходец из среды простолюдинов - признания фрондирующих  аристократов. Его отец  весьма состоятельный буржуа-торговец, а позже  нотариус при судебной палате, прикупил себе дворянство. Папаша называл себя Мари Аруэ. Сын взял псевдоним «Вольтер», под которым и вошел в историю. Впрочем, псевдонимов у человека, нареченного при рождении Франсуа и создавшего систему взглядов, породивших революционное сознание расчетливых парижских буржуа и беспощадных санкюлотов, было более ста! Став властителем дум просвещенной Европы,  Франсуа Вольтер и вовсе перестал подписывать свои произведения. И без того его стиль, отличавшийся едким сарказмом, мгновенно узнавали восторженные поклонники. Издатели тут же уловили всю выгоду от сотрудничества с первым модным литератором Европы. На склоне лет Франсуа Мари Аруэ Вольтер уже не нуждался ни в средствах, ни в покровителях. Он был потрясающе работоспособен.

«Работа избавляет нас от трех великих зол: скуки, порока, нужды» - записал Вольтер  в своем дневнике. Сам он не позволял себе скучать. Просвещенный богоискатель  и в тоже время, воинствующий атеист и циник

Вольтер ненавидел католическую церковь. Отчасти это объяснялось тем, что в молодости он обучался в иезуитском колледже, и там просто-напросто его «перекормили» верой и религиозными ритуалами. Его ненависть к церкви католической была долгой и обусловила глубокий интерес к феномену Византийского Православного христианства. Вольтер не без оснований полагал, что восточная империя, созданная легендарным правителем Константином, была подло предана западными европейскими королями, долгие века подчинявшимися воле Римского Папы.  Несправедливость, проявленная участниками крестовых походов к жителям разграбленного ими города Константина, послужила основой для завоевания столицы Византии  османскими войсками султана Мехмета Второго.

«Мыслимое ли дело, - возмущался Вольтер,  - чтобы. зная о том, что против девяти тысяч защитников христианской столицы выступают сто тысяч неверных с артиллерией, ни один из государей Европы не протянул братьям по вере руку помощи!»

Последний император Византии Константин Одиннадцатый совершил в соборе Святой Софии молебен и геройски погиб, защищая стены города. 29 мая 1453 года Константинополь был взят штурмом. Расчетливый и мудрый Мехмет Второй, понимая политическое значение расположенного на стыке Европы и Азии города, жестко пресек разграбление своей будущей столицы. Он даже издал эдикт о предоставлении свободы и турецкого подданства всем оставшимся в живых жителям Константинополя. Город был переименован сначала в Константиние, а затем в Истанбул. И все это при скрытом ликовании европейских владык и их духовного покровителя Римского Папы.

Размышляя об этом Вольтер, будучи человеком мстительным, метал о том, чтобы, возродив величие Византии, обрушить влияние святого престола в Риме.

Просторы восточной Европы были Вольтеру незнакомы. Дальше  пределов Пруссии он никогда не путешествовал. Но когда  известный парижский авантюрист и издатель Гримм предложил властителю дум либеральной Европы вступить в переписку с правительницей северной империи Екатериной, Вольтер тут же дал согласие. Он был искренне увлечен Россией и личностью императора-реформатора Петра Первого. Что-то общее, то ли неугомонность, то ли непостижимый современниками жестокий юмор, сближали Вольтера и непреклонного основателя Санкт-Петербурга - новой православной, но расположенной на северо-западных окраинах  России столицы Петра Великого.

Его преемнице по имперскому величию - Екатерине Вольтер настойчиво советовал утвердить симметрию географии столиц великой православной империи путем военной экспансии на юг.

«Там у стен Константинополя вас ждут величайшая слава, умноженная восстановлением исторической справедливости!» - писал он ей, как равный равной. - «Христианские народы Балкан, преданные некогда папской Европой, встретят ваши победоносные армии рукоплесканиями! Орды неверных дикарей будут отброшены в глубины Азии, а на развалинах Византии вы воздвигнете невиданную никем империю просвещенного Православия.  Орел же двуглавый ваш своими могучими крылами осенит наследие Константина Багрянородного!»

Соблазнительные, дурманящие слова.

Екатерина показывала письма Вольтера Потемкину.

- Так то, Гриша,  любезный мой казак московский! Пишет мне неистовый Франсуа либьертен - европейский Вольтер, чтобы мы с тобой хорошо подумали над проектом греческим. Буде Богу угодно сделать наше оружье победоносным, утвердим русский штык на Босфоре.

- Ох, Матушка моя, кормилица и спасительница! – чесал под париком Потемкин. – Куда нам до либьертенов! Советы давать издалека - дело нехитрое. Любой философ европейский поучать нас, уж как горазд! Хотя, конечно же, мнение Вольтерово  для Европы весьма весомо. Тут нам надобно не спешить, а советы и  мысли либеьертена в дипломатической игре использовать. Дескать, мудрое мнение господина Вольтера нами принято с одобрением. Стало быть,  европейскому просвещению не противоречит движение государства Российского в области дикие. Тем паче в земли, где христиане под пятой султанской стонут. Пусть газетки в Париже и Лондоне о том порасскажут. А мы, тем временем, станем свою линию гнуть. А вообще-то матушка, мне нынче не до философий и проектов Вольтеровских! Мне бы с твоей-то резолюцией проект реформы обмундирования войск наших через Коллегию военную протащить бы! Покуда австрияк или турок в худой обувке и мундирах никудышних станет ноги сбивать или в жару париться, наш гренадер портяночки-то перемотает, мундирчик просторный ремнем перепояшет, на ремень навесит саблю, патронтаж через грудь перекинет, сумку с гранатами сбоку прикрепит и маршем, маршем навстречу славе – вперед!

- Фу, Гриша! – Императрица шутливо приложила к носу флакончик с парижским парфюмом. – Ну, что ты снова о портянках, да о портянках! Сказано же было тебе, будет резолюция, протащишь проект свой. Слово мое верное. Но притом проект греческий не забывай. В нем будущее наше. Так что я, пожалуй, отпишу либьертену о делах наших…

- Отпиши, матушка Государыня, отпиши! – соглашался Потемкин.

Письма с почтовым сообщением приходили регулярно. Императорские дивизии пыльными шляхами выходили в пределы таврических степей. Двуглавый орел нависал над Балканами, осененный авторитетом византийского Православия. Новости о военных победах русских вызывали довольную улыбку Вольтера. Он представлял себе, сколь тягостны эти сообщения для канцелярии Святого Престола в Риме. Монополия католичества на диалог с Богом всегда была ненавистна фернейскому философу. Он полагал вполне возможным уничтожение этой монополии. Для этого хороши были все средства. В том числе и восстановление империи Византийской. Просвещение,  мудрая власть, меритократия гражданского общества! Альпийские пики отсвечивали снегами чистейшей белизны.

Пожилой садовник мечтал о тех временах, когда цветы просвещения, ростки которых он тщательно возделывал на своей фернейской клумбе, распространятся по всей Европе. Он не знал и не мог знать о том, что воспитанные на его идеях люди сочтут лучшим средством гармонизации общественных начал механизм гильотины.

Просвещенная воспитанница великого Вольтера императрица Екатерина санкционировала отсечение головы самозванцу Пугачеву. Просвещенные французские граждане посредством ножа гильотины обезглавили наследного Короля Людовика шестнадцатого. После смерти Вольтер не оставил ни детей, ни внуков.  Идеи Вольтера пережили своего автора. Воинствующий атеизм русской революции 1917 года зиждился на анти клерикальной публицистической риторике Вольтера. Парадоксально порой формируются исторические связи и тенденции.