«Торжество ненависти»/«БЕССАРАБЕЦЪ»

Когда в степи сходятся две конных лавы, небо темнеет, как перед надвигающейся грозой. Лица всадников каменеют от ненависти. Идет навстречу врагу тысячное конное войско, и ветер дерзкими вихрями носится и кружи, кружит между курганами, над которыми ястребы чертят в звенящем воздухе большие круги. И такая уверенность, такая сила чувствуется в этом движении, что, кажется, дрогнет противник, не устоит, едва увидит над курганным горизонтом поднимающийся лес пик и знамен. Дрогнет и повернет...

Но не повернет, не побежит назад враг. Так же уверенно, закинув за спины карабины, гонят своих коней обозначенные врагом люди. Идут они вперед, чтобы в смертном бою измерить силу и величину своей ненависти. Ковыль-трава послушно пригибается под ударами тысяч подкованных копыт. Мерная поступь эскадронов гулко отзывается-отдается на многие километры вокруг. Парят как заговоренные знаки-обереги над строем конников знамена, флажки и штандарты. Щетинятся сталью пики, позвякивает амуниция. Опытные рубаки подмигивают новобранцам, в глубине души прощаясь с ними. Выжить в предстоящей рубке у новичка шансов мало.

Котовский привстал в стременах и оглядел строй бригады. Восемь сотен отборных всадников. Добрые кони били копытом и нетерпеливо поводили головами.

- Братья! - громко выкрикнул комбриг. - Впереди враг! - он указал рукой к поросшему дикой акацией краю широкого поля.

 Там под черными значками боевых штандартов выстроилась конная дивизия известного белого партизана, прирожденного головореза и погромщика Булак-Балаховича (см. прим). Темнели плотные ряды казаков, бывших петлюровцев-гайдамаков и прочей охочей до вольной жизни и отчаянной рубки публики. Котовский подумал о том, что с флангов его бригаду прикрывают пулеметные взводы, в тылу наготове два усиленных тачанками эскадрона резерва. На случай подхода вражеской пехоты, артиллерийский дивизион загодя пристрелялся к проселочным дорогам. Все было на месте и все ждало начала атаки. На секунду он вспомнил о жене и улыбнулся. Санчасть, как и положено по фронтовому распорядку, в полуверсте от боевого порядка, прикрыта комендантским взводом.

 - Б-брригада! - во все горло заорал Котовский. - Сметем эту белую сволочь к чертовой матери!

Сотни отозвались одобрительным гулом.

- Трубач!  комбриг махнул рукой. - Труби атаку! - резанул ухо и растаял на краю поля трубный призыв.

У балаховцев тоже началось движение. Заколыхались сотни пик. Послышался стук копыт и бряцание оружием.

- Хороша будет рубка, -решил Котовский, ощущая бодрящий зуд в руке.

- Д-давай, ребята! - комбриг тронул коня. Едино выдохнув, бригада как один человек в восемь сотен лошадиных сил ускоряющим шагом пошла вперед.

- Ну, с Богом! - подумал Григорий Иванович и, как всегда перед большим делом, мысленно перекрестился. С мелкой дробной рыси сотни перешли на ровный и уверенный полугалоп.

Хищно шелестя сталью, вылетели разом из ножен шашки. Всадники, чуть свесившись из седла, привычно опробовали руку и 19 плечо. Прищурены глаза и затянуты ремни фуражек. Каждый скок приближает вражескую лаву. Вот уже можно различить лица с потны[1]ми, упавшими на лбы чубами, выбивающимися из под козырьков фуражек и сбитых на затылок папах.

-Бей!!! Р-р-рууби!!! У-уурааа!!! - Исступленно ревут тысячи глоток.

 И вот сшиблись... Сошлись, ударили друг в друга из наганов и карабинов... И понеслось ... Свист клинка... Одиночные вы стрелы... Хрип... Ржанье... Лязг железа... И не вянет рука и не зудит плечо, привычно вынося отточенный клинок. И повалились, пали в ковыли, срубленные на скаку парни. И понеслись в строю кони без всадников. И потянулись к небесам мимо удивленных коршунов души убиенных, крещеных и не крещеных, православных и католиков, магометан и атеистов... И закружила вместе с ястребами над полем сечи кровавой сама госпожа ненависть, торжествуя, собирая жатву обильную. Самых гордых и отчаянных, самых ловких и годных для сшибки гонит ненависть под клинки, под шашки таких же отчаянных, но обуянных иной страстью, не терпящих и не терпеливых, жаждущих переменить все и сразу... Потом песенники и сказители назовут павших героями. Оно так и есть: в степи в сшибке гибнут герои. Им дана ненависть сечи... Даже мертвые, побежденные, павшие в сече в степи «срама не имеют»! Подлецам же, трусам и подонкам от века дана иная форма ненависти. Ненависть уголовная, ненависть насильника. Ненависть погромов ... И пока лучшие, но нетерпимые, рубят друг друга в чистом поле, вдали от битвы ратной торжествует ненависть погромная. Растекается эта ненависть подобно ядовитой вонючей жиже по улочкам городов и местечек, и в потных ладонях каменеют рукояти мясницких ножей и топоров. И врывается в дома и лавки озверелая толпа, круша, убивая и насилуя. В кровавой круговерти гражданской войны вдоволь было ненависти всякой... Но особенно отметилась ненависть погромная в городах и местечках южной и западной Украины.

(продолжение следует...)