Молдо-российские отношения и Российская Императрица Екатерина Великая

СТАВКА  ПОТЕМКИНА  В  БЕНДЕРАХ

  Декабрьским стылым вечером  1790-го года к паромной переправе на левом берегу реки Днестр, что напротив Бендерской крепости, прискакали трое всадников в форме гусар легкоконных полков Австрийской императорской армии. На пикете, преграждающем путь к парому,  дежурный штаб-капитан в мундире егерей русской армии  внимательно прочитал предъявленные ему подорожные грамоты.

- Стало быть, в ставку Светлейшего князя? – как бы утверждая и проверяя прочитанное, спросил он, возвращая бумаги.

- О, конечно, ставка Светлейшего! – по-русски, но с сильным немецким акцентом отозвался один из всадников, двое других, кутались в плотные дорожные плащи и помалкивали. - Ну что ж, коли так, проезжайте! – махнул рукой капитан. Часовые растащили заграждения из кольев сложенных в рогатки. Всадники пришпорили лошадей и по подмерзающей к вечеру грунтовой дороге понеслись к парому. Плечистый молдован-паромщик с поклоном принял от них монетку местного сбора « за переправу» и указал  рукой «куда и как заходить на паром». Всадники спрыгнули с седел и завели лошадей в поводу на  широкую спину составленного из двух вместительных барок парома.

  Кроме них тут уже были взвод егерей, возвращавшихся в казармы с дневного патрулирования окрестностей Бендерской твердыни, несколько подвод груженых всякой нужной для гарнизона крепости снедью вместе с  хозяевами  - торговцами греками, пара-тройка разбитных молодок, из тех, что проводят  бесшабашное свое время при войсках и гарнизонах, а также группа монахов. Смеркалось. В Крепости у причалов по одному загорались маячки огней. Свинцово и тяжело утекали речные воды вниз к Черному морю. На пароме смуглый неразговорчивый помощник паромщика в рваном турецком зипуне тоже зажег сигнальные огни.  Дул холодный ноябрьский норд-ост. По правому берегу Днестра грозно вставали из сумерек бастионы и башни Бендерской твердыни.  Послышался звук барабанной дроби и похожий на голос ночной выпи тонкий перелив полковой флейты. В крепости начался вечерний развод и поверка гарнизона.

Паромщик скинул цепь, удерживающую паром и, ухватившись вместе с  помощником за канат, тянущийся к противоположному берегу, равномерно выхватывая его на себя, без спешки начал переправу. Быстрые воды Днестра помогали ему. На пароме было тихо. Только лишь покашливали курящие трубки егеря, да вполголоса монашки читали молитвы. Всадники в форме австрийских гусар, стояли подле своих лошадей, и, глядя в сторону приближающейся крепости, думали каждый о своем.

  Из этих троих, людей еще молодых и не перешагнувших рубеж тридцатилетия, собственно австрийцем был лишь один, тот, что разговаривал с дежурным капитаном. Звали его граф де Линь, и он был старшим и любимым сыном посланника императорского Венского двора в Петербурге. Двое других, хотя и нарядились в австрийские мундиры, ни австрийцами, ни немцами не являлись. Оба молодых человека родились и выросли в прекрасной и просвещенной Франции. Оба принадлежали к знатнейшим аристократическим фамилиям, ведущим родословную, чуть ли не со времен первых крестовых походов. Обоим выпало пережить ярость великой революции простолюдинов, парижских голодных клерков и  хитрых, жаждущих власти буржуа. Им повезло – вместо ножа революционной гильотины для них уготована была лишь темница. Чуть позже - побег за умопомрачительную взятку самому министру внутренних дел  революционного народа гражданину Фуко. Затем пришли тяготы эмиграции, чудовищная бедность и воспоминания о былом величии и блеске королевского двора. Так или иначе, помыкавшись  без толку в  разных Европейских  контрреволюционных столицах,  юноши оказались в Вене, где познакомившись с графом де Линем, узнали о наборе в русскую армию Светлейшего князя Потемкина. Надо сказать, что  Карл - старший сын  Венского императорского посланника в Петербурге - хоть  и походил на отца статью фигуры и острым умом, но  отнюдь не склонен был к  унылой дипломатической службе. Какое-то время тому назад, по поручению отца, он прибыл на южный театр военных действий союзных императорских русской и австрийских армий, сокрушавших общего на тот момент  грозного врага - неисчислимые войска Султана турецкого. Тут молодой храбрец имел возможность отличиться в боях, стычках и сражениях. Но главное, молодой де Линь познакомился и подружился с некоронованным правителем юга России, Светлейшим князем, соправителем самой императрицы матушки Екатерины Григорием Потемкиным.

Поскрипывал канат, глухо плескала вода, егеря кашляли и в полголоса рассказывали армейские байки. Девицы строили глазки. Монахи молились.

  Второго из поднявшихся на паром всадников звали Арман Эммануэль  граф де Ришелье и он был прямым потомком того самого знаменитейшего первого министра короля Франции по совместительству кардинала де Ришелье. Третий всадник по имени Поль происходил из дворянского рода де Амели, предки которого, впрочем, тоже брали Иерусалим  еще в первом крестовом походе вместе с графом Робертом Парижским.

  Де Линь нетерпеливо поглядывал на приближающиеся фонари прибрежных укреплений. Он нежно поглаживал  теплую шею своего гнедого жеребца и торопливо рассказывал спутникам некоторые подробности умопомрачительной биографии Светлейшего.

- Это нечто невообразимое, господа! – полу-шептал, наклонив голову Де Линь. – Сей недоучившийся школяр университета Московского, поклонник поэзии Ломоносова, закончивший курс с медалию золотой, однажды бросает учебу и, одолжив пятьсот рублей, поступает на военную службу вахмистром. Беднейший дворянчик, ой ля, ля!!! Он ревностно служит, выделяясь ростом и выправкой,  и понемногу входит в доверие к лицам,  замышляющим возвышение Екатерины. 

В роковой для императора Петра III день - 28 июня 1762 года - Потемкин в числе небольшой группы военных участвует в перевороте. Он лично сопровождает будущую императрицу в Петербург из ставки низвергнутого Петра в Петергофе. Ему, как и всем заговорщикам, улыбается фортуна. Столица принимает Екатерину с  той радостью,   какой принимают лишь избавителей от ненавистной тирании. Вскоре после переворота Потемкин произведен в камер-юнкеры и поручики конной гвардии. - Мой друг! – перебил Де Линя Арман де Решилье. – Как же все ж ему удалось приблизиться к власти на столько короткую дистанцию поцелуя! Сын императорского посланника улыбнулся, оценив остроту.- Так и удалось, как удается хорошему фехтовальщику прямой выпад и укол в самое сердце! Потемкин дерзок до безумия. Он открыто бросил вызов Орлову. И когда последний почуял в нем опасного соперника, Потемкин бросил двор и отправился на войну. Да, конечно, тогда он был уже генерал-майор, но, друзья мои, в Санкт-Петербурге генерал-майоров столько же, сколько садовников в загородных поместьях прусского короля! Потемкин на войне с турком показал себя храбрым  воином. В битве при Кагуле он отразил татарскую орду, а позже в лаврах героя и победителя Крымского хана прибыл с донесением о победе в столицу. Императрицей он был высочайше пожалован в генерал-адъютанты с правом носить на парадах и при дворе Александровскую ленту. И что же? Потемкин неожиданно и даже картинно удаляется в Александровско–Невский монастырь и объявляет, что намерен постричься в монахи.

Императрица в недоумении. Как? Почему? Но Потемкин отпускает бороду, закрывается в келье и хранит молчанье. Поговаривают… – Линь еще больше склонился к собеседникам. Его конь потянулся породистой головой к хозяину.  - Ну ты! – шутливо оттолкнул морду жеребца Де Линь. – Не подслушивай! Так вот, господа, поговаривают, будто сама императрица в партикулярном платье, ночью приехала к нему в келью. Последовало бурное объяснение в любви. Ну, вы понимаете! Потемкин же потребовал вслед за любовью гарантий своего статуса и  соучастия в правлении Империей. Каков безумец! Его дерзость сродни дерзости Ахилла! И что же мы видим. Чрез несколько дней Потемкин покидает монастырь и высочайшим указом назначается: вице-президентом Военной Коллегии, генерал-губернатором Новороссийским, командиром  императорских конных войск и иррегулярной конницы. Вот этого Полифема нашего времени вам предстоит сегодня увидеть! – заключил свой рассказ сын императорского посланника.

Паром приткнулся к берегу. Дежурный солдат из отставных ветеранов помог подтянуть его к сходням. Взвод егерей построившись, сошел первым, затем перекидываясь с отставником солеными шутками, проследовали разбитные, веселые молодки. Тихо сошли на берег монахи, всадники,  ведя в поводу коней, двинулись в сторону освещенных факелами крепостных ворот. За ними не спеша двинулись, скрипя колесами, подводы торговцев-греков.

  Сводчатые потолки циклопической воротной башни нависли над входящими на территорию крепостной цитадели спутниками Де Линя.  Прежде этого коней своих они оставили на попечение гарнизонных коноводов. Двор цитадели, очерченный периметром высоких стен и замковых башен цилиндрической формы, несмотря на вечернее время, кипел жизнью. Куда-то спешили адъютанты, группами стояли и что-то громко обсуждали штаб-офицеры, из освещенных окон главного корпуса слышались звуки клавесина и смех десятков людей.

  В большом здании, сложенном из дикого камня под украшенной трубами не то печей, не то каминов двускатной крышей помещалась канцелярия Светлейшего. Прибывшие дворяне вошли в прокуренную, заставленную десятком столов приемную. Здесь штаб-офицеры и писари, отчаянно скрипя гусиными перьями, набело перелицовывали распоряжения, донесения, ордера и рескрипты Ставки. В центре приемной на небольшом возвышении расположился похожий на крепостной бастион двуконторский стол начальника канцелярии в чине генерал-поручика.

 Приняв от прибывших подорожные, начальник канцелярии  Василий Степанович Попов  улыбнулся Де Линю, выбрался из-за стола, обронил несколько любезных фраз на французском. Де Решилье и Де Амели почтительно наклонили головы и ответили столь же учтиво.

- Предстоит большое дело! – доверительно сообщил Карлу Де Линю генерал-поручик Попов. – Ваше прибытие весьма к месту! Отличитесь в деле – Светлейший князь в чинах и наградах не поскупиться!

- О! – понимающе произнес Де Линь. – А позвольте полюбопытствфовать, любезный, что за дело предстоит?

- Измаил! – коротко кивнул начальник канцелярии. – Граф Суворов уже прибыл в войска. Штурм назначен на десятое!

- Мой Бог! – изумился Де Линь, - сегодня уже пятое – так скоро штурмовать столь великую крепость. Непостижимо!

Он вкратце перевел сказанное генерал-поручиком своим спутникам. Те многозначительно переглянулись.

- Ну да вы с дороги, господа,  – как бы утверждая себя в сказанном, произнес начальник канцелярии.  – Сейчас вас пристроим в дежурную часть к офицерам Ставки. Там немного передохните, приберитесь, отряхнитесь. А через час вместе со мной на прием к Светлейшему 

пожалуем. Там  вас и представим. А  что касается службы, то советую господам дворянам под начало адмирала Де Рибаса поступить. Верное  дело. Адмирал, как-никак, тоже француз, они  его поймут, служба заладится,  ведь русского языка господа дворяне, как я полагаю,  не разумеют?

- Пока не разумеют! – ответил за приятелей Де Линь.

- Ну да, ну да,  – согласился начальник канцелярии. – С нашими-то генералами– матерщинниками и пьяницами - любой француз в месяц русское наречие усваивает, особливо то, что по части неприличностей.

Де Линь весело рассмеялся сказанному и подумал о том, что и он по указанным генералом причинам, в свое время  среди первых усвоил именно неприличные слова русского языка.