ГРИГОРИЙ КОТОВСКИЙ … НАЧАЛО (к 140-летию со дня рождения)

ПРОЛОГ:      

По прибрежной Днестровской дороге, глухой октябрьской ночью 1923 года,  словно  вырвавшиеся из ларца Пандоры черные тени, неслись во весь опор две рессорные двухосные брички, называвшиеся в ту пору тачанки.

Ездовые хорошо знали этот путь. Уроженцы Левобережья Днестра, они не раз проделывали его и пешком, так что каждый поворот, подъем и спуск были им знакомы буквально на ощупь. Лихие кони послушно и резво держали аллюр. По берегу стелился зыбкий туман. Днестровские воды не спеша убегали вниз, к Черному морю.

Вдоль дороги оставались села и местечки. В редких окнах светились плывущие огни керосиновых ламп. Время было скудное – послевоенное.

В одной из тачанок на заднем кожаном сиденье, под поднятым защищающим от мелкого дождя пологом, положив правую руку на приклад ручного пулемета системы «Гочкис», дремал мужчина мощного телосложения, возраста немного за сорок. Это был полноправный хозяин края, командир отдельного кавалерийского корпуса, владелец трех сахарных заводов, сорока мельниц, двух пивоварен, семи колбасных цехов и ремонтных мастерских, бывший каторжанин, герой гражданской войны Григорий Иванович Котовский.

Под вечер в ставке корпуса он дал неожиданный приказ снарядить в путь две тачанки и, оставив на хозяйстве начальника штаба, отправился прибрежной трассой вниз по течению Днестра.

Столь внезапная отлучка Комкора не обеспокоила подчиненных, которые давно свыклись с его причудами.

В плавнях Днестра у села …., в известном ему месте, Котовский намерен был увидеться с агентом своей разведки, который через секретную эстафету вчера утром затребовал срочной встречи.

Агент был давно внедрен в Румынскую службу политической разведки и сообщал бесценные сведения, которыми Григорий Иванович отнюдь не спешил делиться ни с Особым отделом Одесского Управления  ОГПУ, ни с ЦК ВКПб Украины. Котовский, мягко говоря, недолюбливал чекистов-особистов. Комиссаров же в свой корпус отбирал лично, устраивая им всякие немыслимые проверки, вплоть до подтягивания на перекладине или турнира по французской борьбе с ветеранами корпуса.

По странной игре своего живого ума, Григорий Иванович ассоциировал сотрудников главного режимного ведомства новой власти со императорскими сатрапами охранного отделения, стражниками каторжных централов и жандармскими ротмистрами к которым со времен многочисленных погонь, захватов и отбывания срока в каторжной тюрьме, испытывал лютую ненависть.

При этом Григорий Иванович во многом новую власть поддерживал и даже писал в некоторых анкетах, что с 1905 года являлся чуть ли не сторонником партии большевиков. Однако, в глубине души он тяготился той угрюмо диктаторской составляющей, которая стала все более проявляться в действиях людей поднявших в октябре 1917 валявшуюся на улицах Петрограда верховную власть в бывшей Российской Империи. Большевиком же Григорий Котовский никогда не был, трудов Карла Маркса и его друга Энгельса не изучал. Так, на досуге прочел как-то две брошюрки по экономической теории доктора Маркса в переложении и переводе Георгия Плеханова. Зато повесть Пушкина «Дубровский» знал Григорий Иванович чуть ли не наизусть и где-то глубоко-глубоко в душе своей полагал себя тем самым благородным дворянином, вставшим на путь справедливого разбоя, если разбой вообще бывает справедливым. Впрочем, о таких мелочах Григорий Иванович задумываться не привык. Он и в самом деле происходил из дворян, польской ветви захудалого шляхетского рода Котовичей. Отец его неплохой мастер паровых машин переменил фамилию «на Котовский»,  семье надо было жить в условиях имперской политики по отношению к инородцам, коими власти в Петербурге полагали и жителей Великого Княжества польского. От отца унаследовал Котовский могучую физическую силу, административный и предпринимательский таланты. Мать Григория умерла очень рано, так что рос он практически сиротой. А в подростковом возрасте лишился и отца, который ремонтируя заглохший паровой котел, залез в неостывшее чрево и, взмокнув на холодном осеннем сквозняке, упал сраженный жесточайшим воспалением легких. Мальчика родственники отдали на полный пансион в казенное Кукурузенское сельскохозяйственное училище, директор которого милейший  Василий Ефграфович Киркоров стал Грише вторым отцом, приучив мальчика к тяжелому ветеринарному труду и привив неистребимую тягу к хорошим лошадям. И стать бы Григорию со временем преуспевающим заводчиком лихих бессарабских табунов. Но -  «ан нет»! Как говорят французы, в начале любой трагедии ищите женщину. Молодой красавец управляющий влюбился в жену хозяина имения. Не совсем как у Пушкина в Дубровском, но страсти были еще те. Встречи, пылкие объятия. Ревнивец муж. Драка с челядью. Избитого и связанного Григория холопы помещика вывезли и бросили ночью в глухой бессарабской степи. Он выжил и через какое-то время, вернувшись в имение, с одного удара правой рукой, отправил помещика прямиком на тот свет. И вот тут уж началась бурная, порой мистическая биография легендарного бессарабского партизана Григория Котовского.

Биография,  в которой было все: налеты, схватки, погони, красивые женщины, одиночные камеры, кандальный звон бесконечного этапа, дикий холод рудников Нерчинска, сумасшедшие деньги и казино в Одесской Аркадии. Были в ней и  смертный приговор, фронт, кавалерийские атаки, Одесское подполье в период «интервенции» в 1919 –м, фронты Гражданской войны, ордена и лампасы, и политические амбиции;  и, конечно же, широкие жесты, снискавшие Котовскому всенародную популярность в этом своеобразном и щедром крае от Одессы на юге до Черновиц на севере. Это и была его мини-империя. Империя Григория Котовского.

 «Конь, ружье и вольный ветер…»

Утро этого дня в Кишиневском тюремном Замке начиналось как обычно.

В пять ноль-ноль дежурный надзиратель  открыл крышку своего никелированного « Павла Буре» любовно пробежал взглядом по широкому как блюдце циферблату и объявил «Подъем!» . Тут же по сводчатым коридорам пенетициария, пропахшего кислыми портянками, потом и химическими дезинфекторами понеслось: «Третья камера – подъем! Четвертая – подъем!!!... Двадцатая – подъем!!!»

В переходах, загремели замки локальных кованых перегородок, дежурные арестанты потащили к помойной яме камерные параши.

На пищеблоке вольнонаемные повара разогрели в огромной плите огонь и сообща водружали на нее вместительные чаны с утренней баландой. Шустрый хлеборез в арестантской робе, кося левым глазом, под присмотром тюремного старшины на плоской доске принялся нарезать пайки, согласно с нормой содержания арестантов в тюрьмах Бессарабской губернии, высочайше утвержденного регламента.

В камере за номером 32, где находились подследственные по уголовным и мошенническим статьям раздались покашливания, начались потягивания, кряхтенье и натужное пробуждение людей упрятанных за решетку.

Рослый щеголеватый  арестант, которого,  несмотря на молодость, все сокамерники уважительно называли - Григорий Иванович, легко спрыгнул с верхних нар и  с неудовольствием подумал, что камера слишком тесна и плохо проветриваема, для того чтобы проделать привычный комплекс утренних упражнений.

- Надо будет на прогулке выполнить разминку Мюллера, силовые тяги доктора Мрожека и несколько упражнений бокса-борьбы по Жуанвильской методе, - решил Григорий и присев за дощатый стол поинтересовался – А что господа арестанты, не испить ли нам чаю?

- Для вас Григорий Иванович, всегда,  пожалуйста!  – услужливый шнырь из  мелко-уголовных,  уже принял от сопровождаемого надзирателем кухонного дежурного, здоровенный чайник.

- Испейте Григорий Иванович! Для вас старались -  заваривали, как вы просили,  – шнырь, ужом вертелся вокруг стола,  подкладывая Григорию баранки и кусковой сахар.

-Хорошо служишь – начальственно произнес,  отхлебывая чай Григорий,  – выйду отсюда, вознагражу.

- Так мы всегда рады! – встрепенулся,  шнырь, и подобравшись ближе  шепнул Григорию на ухо так чтобы не заметили другие арестанты, угрюмо ожидавшие на своих шконках пока пахан -здоровяк закончит чаепитие – Сегодня на прогулке будьте готовы…

- На все воля божья - в полголоса ответил Григорий, допивая чай.

- Хороший нынче денек для прогулки, – со значением произнес шнырь и добавил: – Ну что, господа, уголовнички, Григорий Иванович дозволяют отведать чаю от щедрот своих…

- Давай, братва, налетай, – небрежно взмахнул рукой Григорий, приглашая сокамерников к столу.

-  Камер-ры!!! На прогулку т-овсь!!! – понеслось по галереям замка. Загремели замки на дверях камер. Разминая затекшие спины из вонючих помещений в сторону замкового двора потянулись воры, грабители, аферисты, конокрады, картежники и редкие политические из кишиневских еврейских интеллигентов.

Двор тюремного замка заполнили арестанты. Одни из них раздевшись до пояса, грелись на солнышке. Другие резались в карты. Некоторые. присев на корточки, застыли в позе ожидания, смоля, одну на двоих, самокрутки.

- Э-эх! – прикрикнул Григорий, выйдя из тесного проема локальной двери. Пожилой стражник с лязгом захлопнул решетчатую станину… -  Втора вышка слева, – как бы невзначай обронил он в спину выходившему Григорию.

- Фоайе верде бусуйок! – пропел тот и левой рукой резко бросил за спину комок плотной бумаги. Подобравший его надзиратель в мгновение ока скрылся в тени тюремного коридора. Развернув комок, он удостоверился, что это, как и было обещано, десятирублевка и прошептал: – Ну, помогай тебе Бог, Гришка!

Выйдя на середину двора, Григорий сбросил пиджак и сорочку и принялся старательно наклоняться и приседать, сопровождая движения резкими вдохами и выдохами, при этом он то и дело поглядывал в сторону второй смотровой вышки у левой стены, возле которой высилась огромна поленница дров.

- Ха, – услышал он вдруг за своей спиной, – глядите ка на этого клоуна! Ты че бычара тут цирк устраиваешь?

Трое уголовных авторитетов: Згеря, Бешенный и Кричун - вышли на середину двора и нагло уставились на вспотевшего от усердия Григория.

- Отвали мразь парашная! – не прекращая движений, обронил Григорий.

- Режь его, фраера! – заорал Бешенный подталкивая Згерю в спину. – А, гнида, получи! – выкинул вперед руку с ножом Згеря, привычно ожидая, как лезвие воткнется в податливую мякоть подбрюшья.  Уголовный инстинкт приучил его к тому, что жертва такого отработанного годами отсидок, удара, мгновенно скрючивалась, падая на бок или на колени.  После оставалось либо ограбить, либо добить. Как правило, второе случалось после первого. Но, не тут-то было… Рука, сжимавшая нож,  провалилась в пустоту. Рослый и, на первый взгляд, грузный Григорий, пружинисто отклонился ровно на столько, чтобы коварный удар не достиг цели и в тоже время  расстояние, остающееся после смещения было таким, что позволило ему выбросить вперед кулак правой руки и чудовищной силы ударом уложить Згерю наповал.  Нож слабо звякнул, выпав из ослабевшей руки. В следующую секунду Григорий громко взревел:

– Бей уголовных сук! – И мощным взмахом своих ручищ столкнул лбами оторопевших от внезапной гибели подельника Бешеного и Кричуна.

Мелко загремевшие за воровство крестьяне и картежники, вдохновленные столь скорой расправой со своими обидчиками - тюремными авторитетами, кинулись избивать их подручных. По двору понеслись вой, крики, ругань. Часовой на первой вышке выстрелил в воздух. По тюремным коридорам загремели сапоги надзирателей. На второй вышке часовой снял фуражку и перекрестился. Григорий, накинув пиджак на голое тело, прикрикивая и подбадривая дерущихся, в два прыжка оказался у поленницы дров.

– Не поминай, ребята, – крикнул он напоследок и ловко взобрался до самого верха.  Легко преодолел, подтянувшись на руках последний пролет вышки. И, по-хозяйски, шагнув на площадку, сказал:

– Привет, Петрович, мне вниз! 

Конвойный, бросив карабин к его ногам, взмолился:

– Пару раз в морду, Григорий Иванович, у меня ж трое.. мал-мала!

–  Ох и не любите же вы себя стражничики-опричники! – усмехнулся Григорий и левой в мгновение ока расквасил охраннику нос.

– У Шныря не забудь получить долю! – напомнил он свалившемуся на бок стражнику и, подхватив карабин, с пролета на пролет спрыгнул на внешнюю сторону замковой стены. В это же время по брусчатой мостовой Садовой улицы к самой стене подкатил лакированный фаэтон, запряженный лихими конями. Григорий  оттолкнулся от края стены и, смахнув десяток черепиц, не выпуская карабина, соскочил прямехонько на заднее сиденье фаэтона. Лошади испуганно прянули.

– Ай , мама дракулуй! – закричал смуглый похожий на сарматского вождя ездовой. – Ешть аич, Григорий Иванович?

- Давай, фрате Штефан, жарь, жарь!!! – заорал Григорий.

- Ай бине, ай фрумос!!! – захохотал ездовой, выгоняя коней на пыльный суглинок улицы Широкой.

- Адский побег, атамана адского! – во всю глотку гаркнул Григорий, когда фаэтон, словно колесница аттического Ахилла, промчалась мимо застывшего со свистком в зубах городового….

АРХИВ 1:

Циркулярная телеграмма жандармским офицерам на пограничных пунктах  и начальнику Одесского охранного отделения о побеге Г.И. Котовского и принятия мер для задержания его.

№2726  2 (1 СЕНТЯБРЯ)

31 августа из Кишиневской тюрьмы бежал опасный политический преступник, балтский мещанин Григорий Иванов Котовский, 23 лет, роста два аршина, семи вершков, глаза карие, усы маленькие, может быть без бороды, под глазами маленькие темные пятна, физически очень развит, походка легкая, скорая, боязливая. Установите самое бдительное наблюдение за появлением бежавшего. В случае появления, немедленно арестуйте и препроводите (под)усиленным конвоем в Кишиневскую тюрьму.

 За директора Харламов…

Репортер Жорж, уроженец Кишинева, поклонник французской борьбы и бильярда, еврейский юноша в светло-серой костюмной паре добивал на лязгающей, как буксы литерного поезда «Одесса - Санкт-Петербург», печатной машинке «Remington» сенсационный материал в номер.

Думал ли этот мечтающий о всероссийской газетной славе одесский репортерчик, что пройдет каких-нибудь двенадцать-тринадцать лет и он будет служить под началом человека, о котором сейчас, потея и сопя, сочиняет гвоздевой материал в текущий номер популярной черноморской газеты.

АРХИВ 2:

- Тюремная администрация и полиция весь день 31 августа тщетно искали бежавшего enfant terrible из Кишиневского тюремного замка знаменитого атамана разбойничьей шайки «коммунистов-террористов», долго державшей в осадном положении Оргеевский и Кишиневский уезды, бывшего воспитанника агрономической или сельскохозяйственной школы, Котовского. Дважды уже были обнаружены, сделанные под руководством Котовского, подкопы под тюрьмой и предупреждено было бегство его и товарищей по шайке. Однажды он бежал в сообществе 17 товарищей, обезоружив надзирателей и стражу, через ворота, открытые отобранными ключами, но сам Котовский и большинство бежавших с ним были задержаны. На этот раз, кажется, Котовский исчез окончательно. Как попал он на тюремный чердак – неизвестно, а с чердака он спустился во двор по веревке, сделанной из разрезанного оделяла, со двора же выбрался через забор, и был таков.

Газета «Одесские новости» 2 (15) сентября 1906 года. № 7019

- Чем дальше, тем больше выясняется своеобразная личность этого человека. Приходится признать, что название «легендарный» вполне им заслужено. Котовский, как бы бравировал своей беззаветной удалью,  своей  изумительной неустрашимостью.

В то время, как имя этого разбойника было на устах у всех чинов местной полиции, Котовский, живя по подложному паспорту, вполне равнодушно разгуливал по улицам Кишинева, просиживал часами на веранде местного « Робина» ( Туманова), занимал номер в самой фешенебельной местной гостинице, посещал театры и другие увеселительные заведения, часто сталкиваясь как раз с теми чинами полиции, которые его знали, но не узнавали.

Однажды Котовский, посетив еврейский театр и занимая место в первых рядах, завел с соседом разговор о последнем налете в Кишиневе. Одна из сидевших за Котовским дам заметила своей знакомой:

«Этот господин поразительно похож на Котовского, о котором с таким увлечением рассказывают»

«Но ведь Котовский христианин, как же он может посещать еврейский театр?»

Получив такой ответ, дама успокоилась, а Котовский, слышавший эти слова, спокойно продолжил свою беседу.

Однажды местный участковый пристав К.М. Хаджи-Коли, в свое время арестовавший Котовского, очутился рядом с ним в соборе, среди молящихся.

«Знакомое лицо», - промелькнуло у Хаджи-Коли в голове, и он старался припомнить, кто он и где его видел. Но невозмутимое спокойствие Котовского его не выдало, и пристав его оставил.

Однажды пристав одного из станов Кишиневского уезда Полтораднев, получил распоряжение изловить Котовского, поручил это дело отряду стражников. В имении Бардар, куда в поисках Котовского прибыли стражники, пристав Полтораднев учинил им « разнос» за то, что они его плохо ловят. А между тем в двух шагах от пристава и стражников стоял сам «искомый» и равнодушно улыбался. Когда же  пристав удалился,  Котовский сам предложил стражникам свои услуги в деле поимки Котовского.

Во время одной из облав, после налета, один из сыщиков, застав Котовского в чайной, предложил ему предъявить свой паспорт.

« Господь с вами, за кого вы меня принимаете?» - заметил  важно Котовский сыщику, и последний удалился.

Котовский проявлял редкую отзывчивость. Он щедро помогал бедным. В имении где он служил управляющим, его очень ценили, как опытного и знающего человека, и относились к нему с большим уважением.

В начале войны Котовский решил было поступить в армию добровольцем, но опасения возможности выдать себя этим шагом остановили это решение.

Каким устрашающим гипнозом являлось для каждого имя Котовского видно из того, что он на днях напал на дороге на помещика Атанасиу, которому он себя назвал, тот отдал грабителю не только деньги, но имевшийся у него заряженный револьвер, который и был найден у Котовского при аресте.

Газета «Одесские новости» 30 июня (13 июля) 1916 года №1010

авторская версия жизни и гибели Григория Котовского в повести «Бессарабецъ»  (2012)

Продолжение следует…