«Наступление закончилось»/«БЕССАРАБЕЦЪ...»

Вестовой Семен Ужа гнал своего доброго, взятого из-под убитого гайдамацкого сотника, коня с устным приказом штаба Юга-Западного фронта комбригу Котовскому о немедленном отходе и прикрытии пе­хотных частей армии Егорова, разбегающихся и сдающихся в плен под ударами конно-моторизованных польских групп.

В бригаде знали, что там, где не пролетит птица и не проскочит мышь - проскользнет лихой вестовой. Ужом проползет. На то и фамилия Ужа. Хорошая фамилия, трудовая. Отец Семена всю жизнь погонщиком волов на Чумацком шляху оттарабанил. Справедливый был мужик, мать не обижал, да вот сгинул во время Японской войны в Порт-Артуре. Жизнь тогда Семену много лиха показала: и скорнячил он в подмастерьях, и у бондаря бочки клепал, и в кузне горбатился в дыму и саже, покуда не призвали его в 1914-м в драгунский полк. Там и обнаружился у пария талант вестового­ разведчика. Два «Георгия» за войну взял Семен, трижды был ранен. Мечтал на службе остаться в учебной команде кавалерийской Импера­торской школы. Так бы оно и было.Но грянула революция в феврале 1917-го, и все куда-то покатилось, посыпалось - и Император, и фронт, и школа. А потом и вовсе круговерть неописуемо страшная пошла...

Не сразу стал Семен красным конником в бригаде Котовского. По­ началу примкнул он, было, к гайдамацкому воинству Симеона Петлю­ры (см. прим.), но, насмотревшись зверств сечевых стрельцов (см. прим.) во время погрома в Шепетовке, застрелил сотника Чупыру,  да и был таков. Прихватил, правда, оружие и трех лошадей в придачу. Вскоре прибился он к отступающей от Тирасполя и Одессы южной группе красных под командованием Ионы Якира (см. прим.). Там и свел знакомство с Григорием Ивановичем. Ходил с ним на генерала Юденича, по Царскому Селу гарцевал, в Петрограде побывал. Город (какой огромный!) тогда Семену страшным показался. Да и голодно было, и лошадям бескормица. Спасибо Григорию Ивановичу, голова светлая, оттого и в бой, поевши, шли, и лошадям фураж он находил, и в наградах скуп не был. Заслужил орден - получи! За разведку и взято­го офицера из штаба Юденича с пакетом, указом ЦИКа Республики Советов был Семен Ужа Краснознаменным орденом пожалован.

А вестовым от был от бога: чувствовал дорогу, по ветру врага чуял, по открытой местности сломя голову не несся. Перелеском, проселоч­ком, овражком, а там и на большак и во весь опор! Без сна и еды обхо­ дился подолгу. Настоящий степняк! Казак диких сарматских кровей! Ноги в стременах, повод в правой руке, карабин с патроном в патрон­ нике в левой, шашка сбоку, наган в кобуре, нож за голенищем сапога. И две гранаты к тому же. Попробуй такого взять, когда он с левой руки - с десяти метров! - из кавалерийского карабина в туза пулю шлет!

Коня своего доброго Ужа, понятное дело, гнал что есть мочи, но гнал его, все же бережно, по-хозяйски. Давно известно - не тот быстр, кто ломится без руля и ветрил, а тот, кто вовремя прибывает. А Ужа всегда вовремя прибывал и даже раньше времени, случалось, в штаб поспевал. От этого и повидал он многое. И на все свое суждение имел. Не так чтобы уж сильно он красным сочувствовал или, не дай Бог, в большевики стремился, но понимал умом своим крестьянским Семен, что большевики-то властью своей непреклонной сильны, а всякие там классовые теории вестового Ужу не интересовали.

Много удивительного, страшного и смешного повидал на своем

боевом веку вестовой. Многих он видел и всяко-разных начальников. И таких, как исступленно бешеный петлюровский полковник  Ко­ стыш, и надменно холодных, беспощадных к врагам власти Советов, как красный комдив Якир, и яростно убежденных в правоте марксиз­ма, как комиссар-чекист Стучка. А вот таких начальников-командиров, как Григорий Иванович, комбриг Котовский, еще не встречал.

Гнал Ужа коня, а мысли в голове так и вертелись:

«Это же чудо, а не человек! Строгий? Да! Что есть, то есть! Если, где мародерство или что похожее узнает-увидит, сам наган достанет и «П­ по закону революционного времени, п-приговор властью данной ре­волюцией» исполнит, будь ты хоть трижды герой или любимчик ко­ мандира. Но вот душевный же человек! И расспросит, и поможет, и поспорит, если надо. И ведь даже когда проспорит чего, (а и комбриг всего на свете знать не может), подойдет и скажет: «Держи, Семен, сукна на штаны» или сапоги новые, а один раз кинжал черкесский по­ дарил. Всегда отметит заслуженно и сказать при всех не побоится, де­ скать: «Убедился, Семен, что в нашем споре о том, как быстро эска­

дрон этот проселок пройдет, ты прав оказался!». А ведь не всякий начальник воинский на такое решится! Тут он большим, настоящим на­ чальником быть должен, от бога начальником».

Яростен в бою был Григорий Иванович, в рубке сабельной коридо­ры за собой оставлял из тел порубленных. Чудеса творил комбриг шашкой - кони еще неслись, а всадники уже под копыта валились.

Вестовой по роли своей воинской, если в бою - раз тебе приказ дан, так хоть в самом пекле командира отыщи и передай точно слово в сло­во. А когда не в бою, то быть должен рядом со штабом. Хочешь-не хо­чешь, а всякого навидишься и наслышишься! То дверь приоткрытой оставят, а то, порой, лаются так, что за три версты слышно.

В штабе бригады один раз довелось Семену стать свидетелем сце­ны, когда в ярости Григорий Иванович под стол самого Якира загнал. Было так:  доложил Ужа все чин по чину, и только выходить, как в дверь Якир и парочка комиссаров, и давай на Григория Ивановича да­вить, что мол, бойцы бригады обобрали склады на станции. Дескать, трибунал военно-революционный, расстрел всем грозит. А чтобы по­ хорошему вышло, надо вернуть все, что вынесли...

Котовский их слушать не стал, комиссаров выкинул из вагона, Якира зарубить хотел, комдив только лишь под стол успел нырнуть. Потом уже штабные набежали, жена опять же Григория Ивановича, врач, в крик: «Гриша, не надо!». Оттащили, спасли комдива Якира. А и то ясно было - Котовского ребята станцию взяли, а комиссары подвод нагнали, и со складов давай вывозить все подряд. Котовцы им плетей всыпали, погнали к чертовой матери.Ну, а те к комдиву Якиру, доно­сить. А он Григория Ивановича не шибко жаловал, терпел больше. Вот и вышла стычка. Мог вполне товарищ Якир и сгинуть под ударом Котовского, надвое развалил бы Григорий Иванович комдива. Но от­тащили. Ужа и сам кинулся тогда помогать. Зачем комбригу пропа­дать, засудили бы чекисты-особисты. Вот был такой удалой командир Думенко (см. прим.) и что? Расстреляли ...

Эх, разные они, эти начальники. Что у красных, что у белых, что у петлюровских. А Григорий Иванович справедливый начальник и зато Ужа за него готов в огонь, так в огонь, в воду-так в воду!

А напраслину слушать или наветов всяких Григорий Иванович не любит. Вот и каторгу прошел во время оно - «за справедливость».

Или вот нынче в штабе фронта стал Ужа свидетелем событий странных и печальных. Кормил он овсом Орлика своего у вагонов штаба фронта. Вокруг на станции народ тыловой мечется, суета, слу­хи: «Поляки прорвали фронт!», «Повсюду войска бегут! »,  «Тухачев­ ского не найти!». Ужа на это только посмеивался. Пару месяцев назад он видел, как резво поперли вперед крестьянские полки в буденовках, набранные наспех, не умением, а числом, массой продавили польские позиции и давай, давай - «На Варшаву!». Это у них - на Западном так было, у Тухачевского. А на Юго-Западном, на Львовском, там, где Пер­ вая Конная и котовцы бились, там иначе: уланы насмерть стояли, и всякая белая гвардия, непонятно как у поляков оказавшаяся, тоже не

сдавались. Ох, рубка была! За каждый метр бились, за каждый!

И вот, значит, видит Ужа, что подкатывает бронеавтомобиль и еще какое-то ландо с верхом. Оттуда как новылазили и Уборевич (см. прим.), и комиссар Стучка, и еще какие-то чины в кожанках, а потом сам Тухачевский выбрался. Куда только командирский лоск подевал­ ел? Угрюмый, небритый, шлем со звездой помят.Не узнать командар­ ма. Толпой все полезли в вагон. Без субординации.

- Худо дело! - решил Ужа.

Тут вскоре его зовут, приказ сообщают. Он под козырек и ходу. А в соседнем купе дверь приоткрыта и голос вроде как Уборевича, с уко­ризной и не иначе как самому Тухачевскому: 

«Что же ты, Миша? Как же так! Сутки потерял, бездействовал! Ведь надо же было к войскам пробиваться. Черт побери! На лошади, на машине, на аэроплане! Спа­сать надо было армию, личным примером поднять полки, возглавить прорыв. Не выходило к нашим, надо было в Пруссию прорываться. Немцы же тебе не чужие. А то ведь катастрофа! Чего молчишь, коман­ дарм? Что Троцкому расскажешь?»

Дальше Ужа не слышал ...

Ответил ли Тухачевский Уборевичу, нет ли, то не вестового ума дело. Обратной дорогой уже прищучил вестовой польского мотоци­ клетчика. Аккурат, из оврага выбирался. Слышно тарахтит чего-то по дороге. Ужа из своего карабина (см. прим.) приложился, да и вдарил ­ мотоциклетчик  в кювет и сковырнулся.  То, что польский рассыльный в нашем тылу разъезжает, а на дорогах следов от копыт кавалерии польской видимо-невидимо, показалось Семену дурным знаком. Спешно обыскал он посыльного, пакет вынул, очки мотоциклетные взял, маузер хороший с кобурой деревянной. Гранатой мотоциклет рванул, перекрестился и снова в путь.Ночью прикорнул на пару часов в седле, и с рассветом, как птица долетел до штаба бригады.

Доложился Григорию Ивановичу лично, рассказал, что видел, что слышал. Помрачнел комбриг, обнял вестового, велел идти, да быть при том наготове. Ну, об этом и сам Ужа понимал.

Вскоре понеслось из штаба, засобирались полки, обозы. Медсанчасть первой ушла с учеб­ ным эскадроном. Тут и разведка сообщила: справа и слева поляки, впереди первая конная Буденного и штаб Юга-Западного фронта во главе с Егоровым и Сталиным пробиваются, потери несут. Сзади кор­пус генерала Краевекого подходит, того гляди на спину бригаде сядет. Так это наступление и закончилось...

(продолжение следует...)