И звонит и тревожит… Памяти великого молдавского писателя Иона Друцэ

«Каса маре» и «Вечерний звон» - две пьесы Иона Друцэ разделенные временной дистанцией в пятьдесят лет. Только два (из великого множества) произведения патриарха нашей культуры, молдавского мастера пера, созданные и поставленные на сцене в абсолютно разные эпохи, но, тем не менее, при ближайшем рассмотрении, обнаруживающие немало общих мотивов.

 Даже в том, что касается практического воплощения в сценических формах, эти пьесы роднит то, что поставлены они, были, отнюдь не на родине Иона Пантелеевича. Не молдавский зритель первым увидел, созданное мастером слова чудо. Премьеры прошли в известных театрах главного города Страны Советов  Москвы.

Как так вышло, что родной писателю и драматургу молдавский зритель, оказался  обделенным фактом большой премьеры? И тогда в 1961-м, когда в театре Советской Армии состоялась  премьера философско-лирической пьесы тридцатитрехлетнего Иона Друцэ и в 2008-м, когда блистательный Сергей Юрский поставил на сцене московского театра «Школа современной пьесы» драму – фарс трагикомедию восьмидесятилетнего юбиляра-живого классика Иона Пантелеевича Друцэ «Вечерний звон. Ужин с товарищем Сталиным». Не  возьмусь утверждать, биться в истерике и сокрушаться.  

В 1961-м мои родители - молодые специалисты только перебрались из Котовска (сегодня снова переименован в Хынчешть)  в Кишинев.  До моего появления на свет должно было пройти еще два года. Так что…о том времени сужу по рассказам очевидцев.

А вот в 2008-м, помниться,  в Молдове было много звона литавр по поводу юбилея Иона Пантелеевича. Но спустя всего каких-то пару лет, власть переменилась и, звон литавр сошел «на нет». То есть Друцэ как не было в Молдове, так и нет до сих пор.

Пятьдесят лет тому назад тридцатисемилетний писатель Ион Друцэ вынужден был покинуть Кишинев и перебраться на жительство в Москву.

«… Но что делать, если в маленькой республике на дух не переносят любое проявление личности. Сатанеют при одном упоминании об этом таинственном явлении и спешат уничтожить на корню, в зародыше, в генах. Проделав эту операцию, кишиневцы заявляют, что готовы выделить любую сумму, приложить любые усилия, сделать все от них зависящее для самого что ни есть гармонического. А чего, собственно, развивать?» - похоже, эта оценка самим писателем глубинных причин своего отъезда не утратила актуальности и сегодня. Иначе как объяснить, что творчество Иона Друцэ в Молдове нынешней присутствует лишь на уровне деклараций чиновничества «от культуры», портретов в высших учебных заведениях («двадцать сантиметров почета») и редеющего числа читателей, тонущих среди широких масс обладателей мобильных средств связи – «ай-фонов», «ай-пэдов» и прочих ай-ай-ай социальных сетей и иных суррогатов живого общения.

Спектакли по пьесам Друцэ ставятся в Москве и Санкт-Петербурге. Но постепенно исчезают из репертуара театров Молдовы. Программы с участием писателя транслируются Российским каналом «Культура», который в Молдове, увы исключен из эфирного пространства.

Общественная теле-радио компания «Молдова1» готова рассказывать о ком угодно и показывать кого угодно, только не Друцэ.

Такое ощущение, что за прошедшие пятьдесят лет с того еще изгнания - исхода Иона Друцэ, история Молдовы совершила восхождение по гегелевской спирали и в точном соответствии с известным тезисом «могучего немца» с уровня трагедии перешла на уровень фарса.

Пятьдесят лет тому назад ретивые поборники  вульгарного марксизма – ленинизма из Кишинева разглядели в творчестве Иона Друцэ  некую не соответствующую их пониманию «линии парии» ересь и крамолу.

 Сегодня про-европейская и либеральная номенклатура Кишинева задвигает творчество писателя как можно дальше, ощущая в книгах и пьесах Друцэ некое глубинное противоречие с их искусственно выстроенными политическими концептами, противоречие способное обрушить постулаты идеологии великодержавного румынизма и « реванша поражения во Второй мировой войне, как некоей утопии объединения утраченных территорий».

Снова политические догматики и чинодралы подобно своим предшественникам, цепеневшим перед хамством и самодурством «первых секретарей местного розлива», цепенеют  и прогибаются сегодня перед политическим хамством и самовластьем олигархического дикого капитала. ЦК был? ЦК остался! Просто сегодня он находится не в Москве. В нынешнее время, куда более подлое, нежели пятьдесят лет назад «ЦК» перебрался на запад в Бухарест, в Брюссель в «Вашингтоский обком»  и мировые финансово-олигархические Бильдерберги.

Сегодня голос писателя Иона Друцэ как и пятьдесят лет тому назад в Кишиневе, в Молдове почти не слышен.

Досадно, не то слово!

Но вернемся к пьесам, изгнанного с родины пророка, которому, очевидно, не было, и нет места в своем отечестве. «Я хочу вам рассказать об одной трудной и суровой жизни», - так живой голос автора предваряет начало феноменального спектакля. И если бы не приметы времени, как- то номер полевой почты «210 314» или премия в правлении колхоза, или радиоприемник (знаковая вещь, материальный символ благополучия для молдавского села 50-х годов ХХ века) то можно было бы отнести события пьесы к временам библейским, почти легендарным. «Каса маре» - образ Мира, вечного круговорота судеб и вещей и страстей, которые все вершат. И, конечно же, денег, потому как: «Кто откажется от денег, когда они сами идут к нему в руки?» А еще мужское и женское начала природы всех вещей и явлений. Не может быть мужа без жены, как не бывает мужчин без службы государевой и солдатской, а там и смерть на чужбине. Ведь солдат не выбирает, где и как служить. Солдат выполняет приказ. Приказывает эпоха. В пьесе «Каса маре» тяжелая рука эпохи ощущается опосредовано через смерть мужа главной героини крестьянки Василуцы солдата Андрея, павшего в бою где-то там во время наступления на Берлин.  А  в пьесе «Вечерний звон» и эпоха и власть, собственно рядом, вот она, всемогущая и непостижимая. Власть, персонифицированная  в образе   «Отца народов товарища Сталина И.В.».  Вполне уместно представить как,  вникнув в содержание пьесы (а исторический факт, что товарищ Сталин вникал лично во все пьесы, сценарии и романы) «Каса маре» товарищ Сталин недовольно бурчит: «Подобные произведения снижают нашу боеготовность, ослабляют накал классовой борьбы… А без классовой борьбы нет жизни!»

В пьесе «Каса маре», однако, классовой борьбы действительно нет. Странно, но факт, в то время, когда пьеса создавалась классовая борьба, пусть и не столь яростная, как на фронтах Гражданской войны в 1919 году, но все же имела место присутствовать хотя бы на международной арене в полном соответствии с идеологическими  водоразделами той поры. А вот в пьесе, абсолютно никакой идеологии, ни тебе марксизма, ни тебе ленинизма, ни либерализма, и о «правах личности» тоже – ничего не сказано! Чудовищно товарищи! Неприемлемо господа! Более того, вместо политически мотивированных классовых бойцов, или утверждающих рыночные правила индивидов без стыда и совести, в пьесе присутствуют какие-то сомнительные типы. Некто Павалаки, сельский дон Жуан, ловкач, красавец. Несется и скачет, куда- то по жизни. Куда, зачем, каких дорог он ищет? «Твоя молодость гонит тебя» -  говорит ему Василуца, понимая, что пока молодой гуляка не напьется вдоволь пылью дорог, риском и приключениями не быть ему достойным хозяином «Каса маре». Вообще в пьесе много мистики, всякой лирики, разной фольклорной мишуры близкой  к библейской ветхозаветной мифологии и мало классового и общественного детерминизма. Для одномерных идеологов того времени – просто крамола, ересь и подрыв основ. В самом деле, что должен был думать руководитель  республиканского семинара по «историческому материализму», когда «Каса маре» спрашивает: « Где тот солдат, которого мы ждем?» Что это такое? Такого не бывает. Зачем автор пишет о том, чего не бывает? На что покушается? На чью «мельницу льет воду?».

«Интеллигенция это наша постоянная головная боль» - многозначительно заявляет товарищ Сталин в драме  И. Друцэ (2008) «Вечерний звон». Причем он точно понимает, что интеллигенция это совсем не та  закрытая секта  «инженеров человеческих душ», неких  деятелей от культуры, литературы и кино для которых главное быть рядом с корытом и чтобы «хозяин» по реже бил, а операцию забоя осуществил бы по возможности безболезненно и быстро. Интеллигенция это талант, это традиция, но еще это - чувство собственного достоинства. Достоинство оно или есть, или его нет. Природное, знаете ли, свойство. Свойство творца и труженика. Но если ты продал свой талант, вопрос талант ли – продал, или умение «лепить» конъюнктурные сценарии, пьесы, оды и некрологи? Так, все же,  если, ты продал себя, и… получил «погоны литературного генерала», то уж изволь стоять по «стойке смирно»! Аплодируй начальству и меняйся вместе с вектором Эпохи. От «классовой борьбы» - до «Евроинтеграции»! Такой широкий диапазон! А где же тут чувство собственного достоинства?

«Достоинство  не есть монополия разного рода буржуазных интеллигентов!»   - объясняет некую истину товарищ Сталин своей, «добровольно» доставленной на ближнюю дачу гостье, Народной артистке Надежде Блаженой, определенно указывая на место трудовой советской интеллигенции.  Место им  установленное, как  «совместная с властью работа» по формированию «советского человека». Диалог  с вождем требует мобилизации и способности сохранять при этом чувство собственного достоинства. А ведь артист или писатель, даже гениальный творец, он, - прежде все го человек. И если его понимание своей работы входит в противоречие с «поставленной  начальством задачей» то, определенно, диалог с вождями превращается в разговор «слепого» с «глухим». А если еще начальство получает разъяснения «упаднической и вредной позиции творца» от его товарищей по цеху (друзей и доброжелателей), то  жди опалы и изгнания.

 Так изгнали из Великого Рима великого Овидия. Отправляли в ссылку Пушкина. Великий Толстой сам обрек себя на «изоляцию» в Ясной Поляне.  Прогнали  и Друцэ из Кишинева в 1961 году, а спустя пятьдесят лет изгнали из междуречья Днестра и Прута  и самую тень его творчества. Изгнание – это в лучшем случае. В худшем же, как в драме «Вечерний звон» итог противоречий, столкновения с эпохой - помешательство и самоубийство. «Слава это – испытание достоинства, она не раз и не таких артистов сводила с ума!» -  многозначительно изрекает товарищ Сталин, узнав о трагическом финале жизни Народной артистки товарища Блаженой. «На каком этаже проживала товарищ Блаженая? На пятом? Ах, как ей не повезло!» И все. И все дела: «Отряд не заметил потери бойца. И «Яблочко песню» допел до конца!»… Эпоха реалий «классовой борьбы»:  все жестко, конкретно и без фантазий интеллигентских.  Эпоха ушла, реалии остались? Все, что не вписывается в контекст реалий новой эпохи должно исчезнуть? Но вот есть же такая непонятная  эпохе штука как «Каса маре» - существует она по своим непостижимым вековым законам и традициям. Чтобы убить ее надо убить молдавское село. Впрочем, сегодня в 2016-м задача, похоже близка к осуществлению. Молдавские села в запустении. Люди сорваны с мест, мечутся по миру. Дети вырастают сиротами при живых родителях. Молдову трясет и лихорадит в бесконечных выборных забегах. В столице  Молдовы автомобильные пробки,  пошлые рекламные баннеры на каждом шагу, в экранах телевизоров лоснящиеся лица перебегающих из партии в партию депутатов и самодовольные физиономии хитрецов - партийных  «анналистов» и политологов, комментирующих  на содержании. Повсюду многоэтажные «ни к селу, ни к городу» воткнутые, где попало «новостройки», много пожилого и бедного люда на улицах и ощущение всеобщего, вселенского сквозняка.  

В финале и той и другой пьесы  «звучит колокол», от  «Каса Маре» к  «Вечернему звону»?

Вечерний звон. Вечерний звон! Пронзительный фильм Василия Шукшина, вышедший на экран в те же года, что и «Каса Маре», - о том как сначала «Эпоха», а затем и «Зона» калечит и ломает судьбы людские и о том, что только родная Земля возвращает человеку чувство собственного достоинства,  начинается с того же – звучит «Вечерний звон!» В первом ряду поющего хора уголовных элементов,  освобождающийся рецидивист -уголовник по кличке «Горе». Изгнанный эпохой «Великого перелома» из «отчего дома» русский парень по имени Егор. А может это вовсе не Егор-Горе, а надломивший себя в блужданиях, Павалаки из «Каса маре»? Изгнанные эпохой… Овидий, Пушкин, Толстой, Друцэ….

Егор, Горе, горе…Запустение, изгнание и вечерний звон среди общего неустройства и безобразия.

Вечерний звон! Пятьдесят лет прошло, а он все звонит и тревожит…

А если тревожит, значит - душа жива!

Спасибо Вам, Ион Пантелеевич!