Друцэ против Бодюла

Итог дискуссии, затянувшейся на тридцать лет… 
 
Тридцать лет тому назад в охваченном перестроечным угаром Союзе ССР развернулись нешуточные общественные дискуссии, касающиеся оценок и результатов пройденного огромной страной пути. Тон в этих яростных спорах задавали представители интеллигенции. Той самой интеллигенции, так сказать, творческой прослойки, которая всем своим благополучием — квартирами, гонорарами, тиражами и домами отдыха — была обязана советской власти.

Примечательно, что по большей части эта творческая прослойка агрессивно атаковала основы социалистического бытия, упирая на неоспоримые факты провалов и трагедий, которых немало было в истории СССР.

Что было — то было! Однако с той же определенностью следует сказать, что трагедии и провалы можно отыскать в истории всех великих стран, народы которых не раз оказывались то на гребне исторической волны, то опускались в пучину безвременья и смуты.

В советских республиках, как тогда было принято говорить, «на местах», в те годы тон в дискуссиях задавали либо откровенные диссиденты-антисоветчики, либо те, кто так или иначе был обойден вниманием власти или же от этой власти потерпел некие моральные издержки…

На переломе эпох

Тридцать лет тому назад тогда уже большой молдавский писатель, волею обстоятельств перебравшийся из Кишинева в Москву, Ион Друцэ опубликовал серию статей в центральной общесоюзной прессе.

Размышляя о судьбе молдавского народа в его привязках к земледельческому образу жизни и обрядовой стороне молдавского фольклора, раскрывая православные корни народной культуры, давая негативные оценки и пуская критические стрелы в сторону партийного руководства республики, Друцэ был ярок, убедителен и эмоционален. Особенно резонансно прозвучала его статья «Земля, вода и знаки препинания».

На переломе эпох, в преддверии распада Союза ССР, тональность и аргументация статьи была взята за основу в радикальном агитационном дискурсе возникшего тогда на волне гласности Народного фронта республики, который как-то органично и быстро вырос из национального общественного движения «За перестройку». Движения, еще не упиравшегося в «перспективу объединения с Румынией», но провозгласившего в целом сугубо националистическую идею: «Молдова для молдаван».

Что принесла Молдове реализация этой идеи в реальной политике — общеизвестно. Конфликт на Днестре и неопределенно затянувшееся на почти уже тридцать лет разделение территории страны.

Но вернемся к дискуссиям того времени, характерным для наших краев. В своей перестроечной публицистике Друцэ движим очевидным страданием и болью за судьбу земли и народа. Но только ли ими?

«До чего немилостива судьба к этой моей малой родине! Она ни за что не хочет дать ей золотую середину. Либо мы в начале, либо мы в конце. Либо мы в верхней, либо — в нижней строчке. Первое место в Европе по плотности населения — сто двадцать пять человек на квадратный километр. И, как назло, последнее место по запасам воды. Опять-таки до недавних пор первое место в Союзе по концентрации неконтролируемой власти в одних руках. И последнее место по тому, что называется гласностью!»

Сильно сказано! Сказано человеком, оказавшимся в ситуации конфликта с руководителем МССР Иваном Ивановичем Бодюлом, железной рукой осуществлявшим промышленные преобразования в МССР в течение 19 лет!

Гений литературы схлестнулся с гением хозяйственного толка

Успехи хозяйственника Бодюла неоспоримы. Многое из того, что держит нынешнюю Молдову и отколовшийся от нее (надеюсь, не навсегда) анклав на левом берегу Днестра, построено во времена Бодюла.

Бодюл был авторитарен, решителен и непримирим к любым проявлениям национализма. Друцэ был смел, он чувствовал силу своего таланта и полагал национальное начало главным в жизни любого человека. Тут они не сошлись и сойтись не могли.

Гений литературы схлестнулся с гением хозяйственного толка. Было это еще задолго до горбачевской перестройки, еще в 60-е годы ХХ века, когда рост уровня жизни в МССР, открытие ряда высших учебных заведений с преподаванием на русском и молдавском языках и возможность государства направлять на образование немалые средства, а также развитие общекультурных начал — всё это обусловило появление и творческий рост молдавской писательской и музыкальной интеллигенции.
Друцэ был одним из многих вышедших из села литераторов МССР, правда, талант его выделялся среди общего уровня. Как большой молдавский писатель, боготворящий Толстого, Друцэ наиболее близок был по духу к этому великому русскому творцу. Его творческий поиск — это попытка, подобно Толстому, разобраться в тончайших душевных переживаниях, в той загадке бытия, которая определяет горение и подвижничество религиозного толка, в корнях и истоках народной культуры. Как и Толстой, Друцэ был политически наивен, и на протяжении всего творческого пути занимался поисками «Дерева правды» и того несуществующего в реальной жизни рецепта исправления человеческой породы в лучшую сторону, который стал камнем преткновения и для Толстого, в конце концов провозгласившего странную теорию «непротивления злу насилием».
 
Непротивление для сохранения моральной чистоты! Красиво звучит. Однако непротивление злу означает его победное шествие, горе и страдания, ибо сказано и доказано практикой человеческих обществ, что «бытие определяет сознание». Хотя, конечно, и сознание влияет на бытие!

Конфликт Друцэ и Бодюла был известен и в Москве. Умеренные «либералы» в тогдашнем руководстве СССР помогли писателю обрести свое место среди фрондирующей интеллигенции Москвы. С той поры большой молдавский писатель большую часть жизни провел вдали от Молдовы, впрочем, реагируя и отзываясь на все перемены своей «малой родины».

Думал ли Друцэ тогда, что итог будет таким?

Очевидно, что идеологическое давление во времена правления Бодюла на этот тонкий слой интеллигенции МССР, выделившийся в основном из крестьянской массы молдавского села в 60–70-е годы ХХ века, было очень велико. Таковы были издержки исторического пути — предшествовавшие Гражданская и Великая Отечественная войны, разруха и стремление решать вопросы по-военному: мобилизацией и рядом стратегических ударов на главных направлениях.

Иван Иванович Бодюл главные направления видел четко. Вот что он пишет в книге своих мемуаров «Дорогой жизни». «К шестидесятым годам в Молдове действовало 290 промышленных предприятий. На них было занято 439 тысяч рабочих и служащих. Среди действующих предприятий преобладали заводы и фабрики легкой и пищевой промышленности, на которых труд оплачивался низко. Многие перерабатывающие предприятия работали лишь в сезон заготовок и переработки сельскохозяйственного сырья, после чего производственный персонал сокращался до минимума. Люди шли искать другую работу. Предприятий технических отраслей промышленности с круглогодичной занятостью рабочих и лучшей оплатой труда было лишь несколько. Жизненный уровень населения, не только сельского, а и городского, был низким, многие рабочие и служащие жили скромно, большую нужду испытывали селяне... Чтобы развязать эти и другие узлы и создать простор для развития мощной промышленности, в том числе и предприятий, производящих средства производства, рабочие и служащие которых получали хорошую заработную плату, надо было по крупному счету решать проблему подъема народного хозяйства республики. В первую очередь следовало устранить глубокие диспропорции, 
образовавшиеся в базисе производства и экономики за послевоенный период развития производительных сил Молдовы. Это можно было сделать лишь путем создания мощной энергетики и крупной строительной индустрии. С этого и начали».

Рывок в области индустриализации и электрификации был осуществлен, и к 70-м годам ХХ века жизнь в МССР кардинально изменилась к лучшему. Однако интерпретация этих перемен в статьях Друцэ в перестроечный период носит иной характер. Конфликт с Бодюлом, которому в свое время «активисты-интерпретаторы», ныне подвизающиеся в области унионизма, из Союза писателей МССР преподнесли творческие опыты Друцэ как некий образец «явного национализма», отложился и повлиял на оценочный характер публицистики писателя. Бодюлу достается и тут, и там. Куда ни кинь, во всем виноват сам Иван Иванович Бодюл!

«Буйства разрухи под знаменами созидания… Нервозный хаос — естественная среда для самодуров. Народные традиции и нравственные устои были первыми принесены в жертву, как патриархальная мишура, мешающая продвижению вперед. Самодуру (то есть Бодюлу, — прим. авт.) нужно, чтобы все обязательно начиналось с него. До него была пустыня. Пришел он, и началась жизнь. Первый удар приняла на себя молдавская интеллигенция, особенно художественная, чутко реагирующая на все колебания традиций и морали. Мигом вырабатывались ярлыки, которые предстояло носить десятилетиями. Сколько светлых начинаний, в которых мы сегодня так нуждаемся, были уничтожены в самом зародыше…» — таковы характеристики Друцэ.

Спустя тридцать лет после всего того, что пережили люди на обоих берегах Днестра, всех этих «ветров и начинаний», слова писателя читаются с горькой иронией. Чуткая интеллигенция Молдовы, «чутко реагирующая на все колебания традиций и морали», за эти годы резко разделилась, и нынче добрая ее часть активно отказывается от молдавской идентичности в пользу проекта «Великой Румынии».

Думал ли Друцэ, когда сдавал статью в редакцию «Литературной газеты», что тридцатилетний итог дискуссии о путях и перспективах, о недостатках и провалах будет именно таким? Что та самая «чуткая и ранимая» молдавская интеллигенция, которую он яростно защищал от «самодура» и диктата, впадет в еще большее самодурство, отрицая и молдавскую идентичность, и язык, и право народа на государственность? Наверняка не думал.

В запале перестроечной публицистики

Впрочем, полемика — дело захватывающее. Так хочется врезать оппоненту, тем более тогда, когда на твоей стороне сила — сила общественного мнения.

И серия статей Друцэ времен перестройки, и книга мемуаров Бодюла — это о Молдове. О Молдове, которую они видели по-разному, каждый в своем масштабе. Причем ни тот, ни другой не желали зла стране и народу.

Как бы то ни было — и Бодюл, и Друцэ в своих размышлениях, разделенных временной дистанцией, сходятся в одном: «Одно из самых древних бедствий Молдавии — хроническая нехватка пресной воды», — это Друцэ. «Молдавия расположена в широтах недостаточного увлажнения почвы… Кроме того, что осадков недостаточно, они нередко выпадают не ко времени… Такая неблагоприятная сезонность в выпадении осадков приводит к тому, что ранние культуры с коротким вегетационным периодом, как правило, дают урожай невысокий…В Молдове, где повторяются засухи и несвоевременно выпадают осадки, можно избежать урона от таких каверз природ и обеспечивать ежегодный урожай лишь орошением посевов», — это Бодюл.

Правда, при совпадении мнений о сущности проблемы, выводы следуют диаметрально противоположные. Друцэ в запале публицистики громит масштабную мелиорацию Бодюла, называя ее «памятником самодурству», апеллируя к тяжелому экологическому состоянию больших и малых рек и водоемов, пострадавших от этой самой мелиорации.

«Самодур» же Бодюл аргументирует усилия по осуществлению программы мелиорации сугубо прагматично: «Разорительная засуха 1944–1947 годов, приведшая к голоду и застою в развитии хозяйств, мало чему научила. В республике не решались эти фундаментальные проблемы. К шестидесятым годам орошаемые площади составляли лишь 25 тысяч гектаров и состояли из разрозненных клочков земли. Жизнь настоятельно требовала иного, более широкого использования такого мощного резерва увеличения производства сельскохозяйственной продукции, каким является орошаемое земледелие. Началась эта масштабная и сложная работа с освоения обширных просторов пойм вдоль Днестра и Прута и организации на них крупного орошаемого земледелия».
Тридцать лет тому назад Друцэ вслед за мелиорацией громил и химизацию сельского хозяйства. Причем тут уже картины просто апокалипсические!
 
«Четверть века над полями Молдавии вьются химические бури. С утра до вечера, почти круглый год взлетают в воздух самолеты с пестицидами и гербицидами… Таинственная пыль, разбрасываемая с самолетов…» Люди задыхаются, люди болеют...

Вот что отвечает на это Бодюл: «Структура сельскохозяйственного производства Молдовы всегда была насыщена техническими, овощными и эфиромасличными культурами, виноградниками, и требовала интенсивной борьбы с вредителями этих культурных посевов и насаждений. В южных теплых условиях Молдовы, расположенной не так уж далеко от Африки и Ближнего Востока, особенно свирепствовали гнилостные болезни и летучие вредители. Которые нередко тучами появлялись здесь, все уничтожали и улетали. В прошлые годы саранча и различные болезни опустошали поля и были причиной голода и обнищания народа. С началом механизации и химизации сельскохозяйственного производства эти бедствия были ликвидированы».
Казалось бы, очевидные факты, но перестроечный запал куда как «аргументированнее»! Друцэ бьет наотмашь! Причем в самое уязвимое место!
 
«Именно дети приняли на себя главный удар химизации сельского хозяйства. Ни для кого не секрет, что после увлечения пестицидами в Молдавии стали рождаться умственно отсталые дети… Заставляет задуматься и то обстоятельство, что, будучи республикой многонациональной, в этой беде представлена только одна нация. Сто пятьдесят школ для умственно отсталых, и все сто пятьдесят — молдавские!»

Да, такого публицистического нокаута никакая химизация, никакой авторитет и факты не выдержат. Тут уже прямая дорога к обвинению в продуманном геноциде молдаван со стороны неких «пришельцев», что, собственно, звучало в те годы, когда рушилось и разбазаривалось созданное поколениями богатство.
«Вторая беда Молдавии после химизации — это выращивание табака в ни с чем не сообразных размерах… не пора ли вплести в герб республики вместе с колосьями и виноградными гроздьями и дымящуюся сигару?» — саркастически обращается тридцать лет тому назад к читателю Друцэ. Читатель тогда, ясное дело, сарказм оценил, да и образный ряд пригодился, когда «гвоздили» и обесценивали советский опыт хозяйствования.
 
А что отвечает на эти обвинения Бодюл? «Специализация северных хозяйств на выращивании высокотоварных технических культур кардинально изменила экономику колхозов и совхозов. От реализации государству больших объемов сахарной свеклы, табака и подсолнечника они стали получать крупные денежные доходы и успешно финансировать мероприятия по дальнейшему расширению воспроизводства, строительству объектов производственного и социального назначения и обеспечивать хорошую оплату труда работников. На выращивании табачного сырья одна старательная труженица (с помощью пожилых родителей) за сезон могла заработать до семи тысяч рублей, а то и более. По тем временам это были большие деньги. Чтобы построить хороший просторный жилой дом, тогда требовалось порядка десяти тысяч рублей. Красивые дома в больших северных селах стали возможны благодаря хорошим заработкам табаководов».

Итоги подвела сама история. И они в пользу Ивана Ивановича Бодюла

Прошлое можно затереть и забыть. Беспамятство хорошо служит беспринципным правителям, низвергающим народ в пучину бедности и бедствий. Тридцать лет тому назад на территории бывшего СССР стартовали разрушительные процессы, динамику которых сдерживало накоп¬ленное и созданное трудами миллионов граждан великой страны богатство. Дискуссии тридцатилетней давности вряд ли кто-то уже помнит в деталях. Но в этих деталях спрятаны черти разрушения.

Наверняка великий молдавский писатель Ион Пантелеймонович Друцэ совсем без злого умысла и неосознанно бил по историческим итогам индустриального строительства в Молдавской ССР. Что-то смутное и хорошее, но очень размытое виделось ему впереди. Прошлое, да и настоящее казались тогда удручающе недобрым и провальным.
Иван Иванович Бодюл, в отличие от Друцэ, смотрел на мир иначе. Строить для него означало конкретное дело, практику обустройства жизни через создание мощной социалистической экономики. Никакой размытости, все четко и по плану! И конечно же, Бодюл, как любой человек, ошибался и не всегда был прав. Но итог его деятельности исторически оправдывает все ошибки масштабного руководителя, работавшего для страны и народа.
 
Тридцать лет тому назад полемический талант Иона Друцэ при явной политической наивности писателя сыграл злую шутку. Задумав свершить благое дело, он невольно потворствовал силам зла, войны и разрушения.


Бытие определяет сознание — это так! Но без должного сознания бытие не изменить к лучшему. Талант должен осознавать меру ответственности за каждое вброшенное в публичное пространство слово. А в давнем споре Друцэ и Бодюла итоги подвела сама история.

Итоги эти нам очевидны, и они в пользу Ивана Ивановича Бодюла. Такие дела.
 
 
Архив:

Глава государства вручил Ивану Бодюлу "Орден республики"

    Президент Владимир Воронин вручил в четверг Ивану Бодюлу высшую государственную награду - "Орден республики" за многолетнюю и плодотворную деятельность в высших органах государственной власти, значительный вклад в развитие Молдовы и по случаю его 85-летия, сообщает МОЛДПРЕС. Президент Воронин придал особое значение развитию республики в период 1960-1980 годов, когда руководство МССР осуществлял Иван Бодюл. "Это не только мое признание, но и объективная оценка, высказанная народом в ходе различных встреч", - отметил глава государства. Выразив свою благодарность за эти оценки, Иван Бодюл отметил, что из всех наград, врученных ему на протяжении жизни, "Орден республики" - самая ценная, поскольку она является признанием его заслуг новой Молдовой, избравшей собственный путь развития. Он отметил, что этой наградой были признаны также заслуги тех граждан, рядом с которыми он трудился на протяжении десятилетий. Иван Бодюл занимал в 1961-1980 годах должность первого секретаря ЦК Коммунистической партии МССР. В церемонии награждения принимали участие и бывшие государственные чиновники, работавшие в это время.